Ясное солнце Алтая. Повесть. Evgenii ShanЧитать онлайн книгу.
коснулось уха. Чиркнув спичку, я увидел концы лыж нависших над чёрной водой.
Город ночью не спит. Таёжные посёлки, деревни выключают свет и затаиваются в соответствии с законами тайги. Тут ночь правит единолично и устанавливает свои правила. Слабый взлай одинокой собаки только углубляет тишину. Скрип снега под ногами только усиливает чувство одиночества в этом мире. Мои ночи – это зимний Алтай, кедровая тайга и посёлок, зажатый между двумя тёмными хребтами. Может потому что день – лето на Енисейском Севере. На Севере не бывает ночи летом, а зимой не бывает дня. Зимняя ночь в тайге и посёлке одинакова по своим ощущениям. Это магия параллельного пространства. Другой мир, который заглядывает с чёрного неба в реальность, в твою жизнь. Грозит обрушиться всей своей чудовищной властью. И это чувство в посёлке только острее, потому что в тайге ты подобен уже зверю, живёшь по ночным законам. В посёлке ты одинок и беззащитен перед ночью. Одно спасение – дом и семья. В пустом доме чёрной ночью даже тусклая лампочка не выручает от одиночества. Ночь заглядывает в окна и подстерегает тебя на крыльце. А одиночества в таёжной избушке развеет даже малый огонёк свечи.
Эти воспоминания греют теплом, и от них ломит чуть руки. Как июльское солнце в зените над котловиной и январский мороз, который прихватывает пальцы на железе. Как постепенно становилась для меня тайга тем же домом, что и для Рожина и Акчина, Пустогачева и Фомичёва. Своим домом и огородом, куда можно было идти не раздумывая. Где не страшно было заночевать под любым кедром в любое время года. Как стал родным лесхоз, и как поднимались посадки кедра вопреки всему. И где люди, как и во всём мире, помнят добро и прощают промахи. Все триста пятьдесят тысяч гектаров тайги были родными и знакомыми. Сеть речек, которые поили ключевой водой, зеркальца озёр в разломах и горные хребты, которые напоминали о вечности.
Люди Байгола
зима. Химдым
Турачак, и старая столовая на автобусной станции. Рубленая из круглых брёвен, почерневшая от времени, с длинными скамейками перед входом и заросшим черёмухой и калиной палисадником. Она стоит тут с самого начала освоения кедрового края, а может и с тех довоенных времён, когда Чуйский тракт имел ответвление в сторону Весёлой Сейки и Артыбаша. Золотая лихорадка тронула и эти места, но уже не диким американским наскоком, а плавным уходом старателей от властей в глухую тайгу и, установившимся все-таки, порядком на приисках. Пусть и лагерным.
– Привет, не подскажешь когда на Бийку автобус?
– Да вот сейчас в три часа и будет.
– А ты сам оттуда?
– Да. А ты туда работать?
– Да, вот решили с женой новую жизнь начать. А правда, что там семьдесят пять процентов населения судимые?
Такой вопрос застал меня врасплох. Первые годы на Бийке я не вникал в социальное положение односельчан,