Гортензия. Жак ЭксперЧитать онлайн книгу.
реакция была ужасной:
– Никогда не произносите его имя при мне, и главное – при ней! Дочь принадлежит только мне, мне одной! У нее нет отца, ее отец умер, его никогда не существовало.
– Но ведь придет день, когда ей нужно будет узнать… – пробовала возразить мама.
И тогда я зарычала ей в лицо, как разъяренная тигрица:
– Это касается только меня, но уж никак не тебя! – Я была настолько разгневана, что, продолжай она в том же духе, дала бы ей пощечину.
Мама пробормотала какие-то извинения, но я вышла, громко хлопнув дверью, с испуганной, дрожавшей Гортензией на руках.
Я не давала о себе знать целых две недели. Урок был усвоен, и, видя отчаяние мамы, которая не могла примириться с разлукой, я взяла с нее клятву никогда больше не говорить о Сильвене. Мы даже расцеловались с мамой, чего не делали со времен моего детства.
Да, семья всегда поддерживала меня в несчастье.
Я сама решила порвать с ней все связи и больше не видеться.
6
София
Никто не в состоянии представить, насколько полным было мое материнское счастье. Трудно подобрать слова, чтобы его описать. Я жила в постоянной радости – спокойной, безоблачной, абсолютной, которая питалась нашей взаимной любовью.
Каждое мгновение жизни дочери было мгновением этого счастья, ни на минуту я не покидала ее и в своих мыслях. Ни в ком и ни в чем я не нуждалась, а уж тем более в другом мужчине.
Я была очень счастлива с ней одной, моей дочерью.
Семья моя между тем делала все возможное, чтобы окружить нас заботой, старалась поддерживать меня в трудные моменты (я хочу сказать, материально, хотя, если честно, я ни в чем не нуждалась по-настоящему!). Скрепя сердце я иногда оставляла им внучку на несколько дней, когда по какой-либо причине закрывались ясли. Они говорили, что, несомненно, это пойдет мне на пользу, что я нуждаюсь в отдыхе, что, мол, наконец-то я займусь собой.
Родители приезжали за ней в Париж и тем же вечером уезжали в Пемполь[8]. Да, по правде говоря, я не очень-то любила оставлять их у себя ночевать. Они уверяли, что будут лелеять Гортензию, как принцессу, окружат ее нежной заботой. А мне стоило воспользоваться временной свободой, чтобы погулять, сходить в кино или театр, или еще лучше – поужинать с друзьями. У них это стало навязчивой идеей, чтобы я общалась с коллегами, завязывала новые знакомства. Разумеется, они надеялись, что рано или поздно я встречу того, кто изгладит из моей памяти мрачные воспоминания о неудавшейся любви. Видно было по всему, что они считали мою привязанность к Гортензии не совсем нормальной.
Но какова бы ни была моя вина в том, что произошло в дальнейшем, никто не был вправе упрекать меня в том, что я питала к Гортензии «чрезмерную» любовь или что моя любовь была слишком эгоистичной. Никто не может дать слишком много любви своему ребенку.
Когда я приезжала забирать Гортензию, я им лгала. Говорила, что эти несколько дней принесли
Пемполь – город в Северной Бретани (Франция).