Психотея. Антонио МенегеттиЧитать онлайн книгу.
во взрослом возрасте такой человек встречает женщину, то начинает выстраивать с ней отношения, основанные на психологии зависимости, взамен же требует заботливого и вознаграждающего материнского отношения. Он самозабвенно и безгранично любит людей, которые хоть отчасти своим способом бытия повторяют материнскую фигуру; он чувствует их изнутри и мгновенно распознает. Такой человек ненавидит успешных людей, потому что рядом с ними испытывает фрустрацию. Когда матрица закрепилась, происходит повтор динамики (навязчивое повторение), поэтому, будучи взрослым, в отношении с женщиной человек повторяет поведение, усвоенное в детстве.
Из приведенных выше отрывков трагедии «Царь Эдип» кажется странным, что Иокаста, остававшаяся до этого времени невозмутимо спокойной в своей суверенной торжественности, выносит суровые и властные суждения знатока человеческих сновидений. Зная всю правду, она прибегает к крайним мерам, чтобы отдалить сына-мужа от момента истины. Эдип был просто орудием в ее руках. Она накладывает на себя руки не потому, что испытывает угрызения совести за содеянное. Просто открылась истина, и Иокасте больше ничего не остается. Ее жизнь была построена на ужасной игре, которая предусматривала, в конечном счете, ее смерть.
4) Упорное желание Эдипа любой ценой узнать то, о чем ему уже поведали пророчества, напоминает поведение капризного ребенка, который притворяется несведущим, зная все, и прячется за простодушным и терзающим стремлением узнать правду. В трагедии нет ни одной сцены, в которой Эдип принимает собственное решение как царь: он только обвиняет в предательстве других, непрестанно жалуясь и разражаясь проклятиями. Сам факт самоослепления над трупом матери представляет собой финал пути, запрограммированного от рождения. Поэтому Эдип приводит в исполнение программу именно рядом с тем существом, которое и закрепило в нем матрицу.
А вот высказывания другого «Эдипа» (отрывки из психотерапевтического диалога): «Когда все уже было ясно, как бы мне этого ни хотелось, я продолжал предпочитать инфантильность, не желая признавать в себе сообщника убийства родного отца. Я продолжал оставаться верным той, которой столько раз обладал, совершая психический инцест. Она продолжала говорить внутри меня тем тоном, который знаю только я, обласкивая во мне свои собственные эмоции. Я еще искал то сообщничество, которое было всегда, даже когда я притворялся незнающим. Я был сообщником, это правда. Я никогда не мог допустить даже мысли о том, что она принадлежит другому: я никогда не был в силах отказаться от этого запретного плода… Она контролировала меня, а я – ее. Страшная головная боль или напряжение, охватывающее все тело, одолевали меня, как только интуиция подсказывала мне, что что-то здесь не так. Я немедля прибегал к изученной тактике, чтобы перезапустить смертельный механизм».
Сын является соучастником материнской перверсии. Используя его преданность, мать предоставляет ему гарантию уверенности и безопасности и воспринимается сыном как единственный