Тысячелетие вокруг Каспия. Лев ГумилевЧитать онлайн книгу.
ничего не забывают? Разве в памятниках мировых культур, с их неповторимым разнообразием, историки в состоянии прочесть все шедевры и усвоить все творческие мысли? Конечно, нет! Но допустим, что коллективное сознание науки будущего окажется на это способным, так сделает ли оно эту работу? Нет, ибо это будет противоречить первому принципу – все ценное нам уже оставлено, а забытое – не нужно. И этот вывод будет логичен, ибо отсчет ведется от западноевропейской цивилизации и степень совершенства иных культур определяется похожестью на европейцев. А индивидуальные особенности этносов иных складов забываются как ненужные, как дикость, которую незачем хранить и помнить. А отсюда вырастает еще одна аберрация, характерная для психологии обывателя: люди II в. были глупее людей XX в., потому что остатки их культуры, обнаруженные археологами, куда беднее того обилия предметов техники, науки и искусства, которые существуют в наше время и для всех очевидны.
На первый взгляд это неоспоримо, так как несохранившееся считается небывшим. А если подумать?
Люди прошлых эпох жили не ради нас. Они имели собственные цели, ставили себе интересовавшие их (а не нас) задачи, руководствовались принципами поведения, отличавшимися от наших, и гибли согласно законам природного и исторического бытия, той диалектике, где жизнь и смерть – звенья одной цепи. Они действительно оставили потомкам кое-какое наследство, но до нас дошла из него ничтожная часть. Судить по уцелевшему, не учитывая пропавшего, – значит впадать в заведомую ошибку индуктивного метода: когда частное принимается за общее. Мы ведь знаем, что даже за последние 1800 лет исчезло много памятников, документов, мемуаров.
А теперь перевернем проблему. Допустим, в качестве предположения, что Землю постигла катастрофа, вроде радиоактивного облучения, эпидемия «алой чумы» Джека Лондона, изменения состава атмосферы и т.п., причем большая часть человечества и наземных животных гибнет. Через короткое время биосфера восстановится, но вся бумага успеет окислиться. Значит, истлеют все книги, записи, обои, трамвайные билеты, деньги, игрушки из папье-маше. Учиться можно будет только со слов стариков, переживших катастрофу, а они будут путать и выдумывать. Без справочников и инструкций невозможно ремонтировать машины, которые придут в ветхость и превратятся в металлический лом. Вслед за ними состарятся и дома, так что на местах городов возникнут холмы из строительного мусора, которые зарастут сорными растениями. И через тысячу-другую лет от нашей цивилизации останется меньше, чем от Вавилона, потому что глиняные таблички с записями хорошо сопротивляются времени. А через двенадцать тысяч лет исчезнут даже рельсы, и асфальт будет взломан корнями растений.
Но будут ли правы наши потомки, если они, восстановив культуру, заявят, что до них никакой цивилизации не было, потому что ничего ценного не сохранилось? И, равным образом, они будут неправы, если будут приписывать своим предкам, т.е. нам, сверхъестественные способности и возможности. Единственно разумным