Лесоводы. Повесть прошедших лет. Evgenii ShanЧитать онлайн книгу.
пролог
За окном вагона мелькали серые деревья с налипшим снегом, водонапорная башня из красного кирпича, закопчённые временем стены станционных строений с облупившейся штукатуркой. Полустанки сменялись быстро по мере приближения к городу. Перестук колёс вагонов сменился на беззвучный «шёлковый» путь, а сердце стучать не переставало. Хмурое осеннее утро только открывало глаза, на перроне было пусто, одинокий путеец лениво махнул флажком и скрылся в теплушке.
– Зачем я вылез здесь? Почему не до главного? – человек подхватил лёгкий старый чемоданчик и зашагал к трассе через дворы напрямик.
– Подвезти? – окликнул одинокий бомбила, неизвестно какими судьбами оказавшийся на полустанке.
– Нет, я самоходом.
– Ну, сам так сам.
К автобусной остановке с табличкой залепленной снегом подкатил ПАЗик, разбрызгивая грязь и снежную кашу, скрипнул тормозами и, запустив пассажира, дыхнул дымом, покатил дальше. Запотевшие грязные окна и сухое тепло внутри салона. Пассажир один, даже кондуктора ещё нет. Очевидно, самое начало рабочего дня, первый рейс.
– Куда? – окликнул вдруг водитель, – я в парк с ночной.
– Где-нибудь возле Злобинского.
– Откинулся штоль?
– Да нет, с дачи я, – одним уголком губ улыбнулся пассажир.
– Ясно. Видно по всему, что дачник.
Когда автобус резво вывернул на бетонку, человек поднялся, положил десятку на потёртый кожух двигателя. Водитель молча притормозил, открыл двери и махнул рукой, мелькнул татуированными перснями на пальцах. Пассажир опять криво усмехнулся и кивнул. На минуту глаза их встретились, и уже не было недопонимания «кто есть кто», выдавала тёмная нездешняя глубина.
– Бывай.
– Бывай.
Родной город в сером октябрьском снегу, раскисшими дорожками и потемневшими стенами двухэтажных сталинок встречал его, как и не уходил вроде. В душе не было той истеричной удали и куража, что обычно показывают в фильмах. Воля дышала в лицо сырым свежим воздухом, липким снегом, приглушённым светом низких туч. Никто не смотрел в затылок, не заставлял курить только по команде. Но свободы не чувствовалось, серая хмарь и молчаливый рокот редких автомобилей, редкие хлопки подъездными дверьми и, не единого возгласа. Вздохнув еще раз полной грудью этого серого воздуха, он пошёл к трамвайной остановке. Звякающий дребезжащий вагон, совсем как в детстве, тормознул и впустил в себя немногих ранних пассажиров. Понёсся покачиваясь и стуча колесами на стыках рельсов…. Домой, домой, домой. Трамвай останавливался на остановках, впускал и выпускал все более увеличивающийся поток людей и вёз его дальше. А вот и он. Енисей, свинцовая вода катилась на север. Человек спустился на берег и присел на корточки у воды. Небо становилось все ниже, начал лепить мелкий снежок, который таял на лице. Мелкие волны смывали комочки льда с гальки и эти комочки, не тая уплывали, вертясь в маленьких водоворотах. Руки сразу замерзли, но общение с рекой, о котором он мечтал все эти долгие годы, дали то самое ощущение освобождения, которое никак не мог уловить на протяжении всего пути от высоких железных ворот с маленькой калиткой.
Будить мать в этакую рань не хотелось, и он стоял на берегу, иногда размазывая ладонью снег по лицу, и не было понятно, где там запоздалая слезинка, а где осенняя изморозь. Зная, что мать встаёт очень рано и хлопочет по квартире, копошится на кухне, делает что-то важное для неё, но непонятное другим, свалиться на голову в такую пору все равно не решился. Когда свет серого утра стал чуть светлее, а народу на улицах прибавилось, он пошёл к знакомой остановке.
– А я ведь совсем и забыл, что сегодня праздник как бы. 4 ноября, блин.
Серые пятиэтажные дома, скрытые за высотками, остались такими же, как прежде. Они будили давние детские воспоминания, манили к себе дворами, звали укрыться под тополями, выросшими с тех пор, но такими знакомыми своей серо-зелёной корой по стволу. Снег продолжал лететь, оставаясь на ветках деревьев, редких кустов, стаивая на побитом асфальте по автомобильным следам и канализационным люкам. Дверь в подъезд скрипнула и на него дохнуло теплом и запахом пыли. бетонные ступеньки привели к двери. Рука сама нажала на звонок, который давно не работал, хоть и установлен был с самого начала этого дома. Постучал. Постучал привычно три раза, и дверь тут же открылась.
– Сыночек…
– Я, мам.
Шкворчала сковорода яишницей с колбасными обрезками, закипал чайник. Дух густого чая наполнял всё вокруг, добавлялся к теплу и серому свету в окне. Они оба перекидывались пустыми, ничего незначащими фразами. Разговаривать о прошлом и настоящем можно и без слов. Глаза матери то и дело увлажнялись в уголках, но ни одна слезинка не тронула морщины. Добрая понимающая улыбка скрывала радость встречи, как это и было заведено. Не любили в этой семье говорить много и выражать открыто свои чувства.
– Насовсем?
– Насовсем, мам.
– На Базарной жить будешь?
– Ага,