Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном. Петр ИнгвинЧитать онлайн книгу.
холодок страха. Тьма угнетала, давила, расплющивала. Не тьма – чернота. Абсолютная. Везде. Вокруг и в мыслях. Мир сузился до единственной мысли и превратился в ощущения. Только слух и осязание. Стук и шаги. Перекрикивание тянущей судно команды. Бок прижатой ко мне царевны. Болтанка от мелкого волнения у берега. Бичевание себя за нерасторопность.
Час. Минимум. Ценой в жизнь. Почему мы не ринулись под укрытие ветвей по первому слову старика?
Теперь просто ждать.
Прошел еще час. И еще одна жизнь.
– Пройдем ли досмотр? Все напряжены, надо бы отдохнуть, – просочился сквозь доски голос помощника.
– Всегда проходили. Всем молчать, говорю только я.
После слов Никодима раздался жуткий скрип и сразу – чужие голоса. Легкий удар борта обо что-то. Судно остановилось.
– Встать! – прилетел отчетливый приказ чужих.
В ответ – гневный выкрик Никодима:
– Я капитан. Делайте свое дело и проваливайте.
– Напоминаем – невыполнение приказа приравнивается к оказанию сопротивления.
Я узнал, что чувствуют приговоренные, перед которыми забрезжила возможность помилования. Чернота мыслей схлынула, породив обычную ночь, после которой бывает утро. Второе дыхание, второе рождение… Что-то из этой серии сейчас происходило с нами. Марианна тоже вздрогнула. Тонкие ножки еще теснее прижались к моим. Там, наверху, решалась наша судьба. Мы вслушивались. Каждый звук взметал и гасил надежды:
Хруст киля по донному песку.
Скрип досок над нами.
Поскребывание сапога Никодима о смертельную скамейку.
Деревянный визг штыря об отверстие.
Туда-сюда. На полсантиметра. Люфт. А у нас – пот на лбу. И не вывернуться: вокруг – мешки. Плечо потерлось о плечо. Последняя земляничка Хрисанфии. Куда до эмоциональной мощи этого касания какому-то поцелую.
Хотя… Вот сейчас, с направленным в лоб острием, мне вдруг до смерти захотелось поцеловать Марианну.
Нет. Не Марианну. Совсем не Марианну.
– Всем сойти на берег!
– Нет такого закона! – Никодим понял, что что-то пошло не так.
Даже мы поняли. Интонация, в которой плескалось отчаянье, сказала больше слов.
– Есть возражения? – принеслось с берега.
– Иду. – Нога над нами пошатала скамейку.
Если наступит…
Ау, Вселенная: мысленная фраза «захотелось поцеловать до смерти» не являлась адекватным, четко сформулированным желанием! Ты слышишь?! Я утрировал! Я пошутил!
Только бы мне не пошутили в ответ.
Шаги двинулись вон с борта. Моим потом можно было мыть палубу, и еще осталось бы на стирку и полоскание паруса. Сознание стало пунктирным, воспринимая жизнь рваными клочками.
Шум. Возмущение. Ругань. Через полжизни – новые шаги. Несколько человек. Стук дерева о дерево. Частый. Нескончаемый. Приближающийся. Простукивание палубы завершилось прямо над