Молодая Екатерина. Ольга ЕлисееваЧитать онлайн книгу.
они не были ему ровней по возрасту, а с другой – по происхождению. В первом случае он должен был оказывать им уважение, во втором – они ему. А двойное нарушение приличий ставило маленького герцога в ложное положение.
Вообще Штелин с неодобрением писал о маниакальном пристрастии своего воспитанника к фрунту: «Он приходил в восторг, когда рассказывал о своей службе и хвалился ее строгостью… Когда производился маленький парад перед окнами его комнаты, тогда он оставлял книги и перья и бросался к окну, от которого нельзя было его оторвать… Иногда, в наказание за его дурное поведение, закрывали нижнюю половину его окон… чтобы его королевское высочество не имел удовольствия смотреть на горсть голштинских солдат»150.
Современный петербургский историк Е.В. Анисимов очень точно подметил, что шагистика, муштра «впитались в душу ребенка и – ирония судьбы! – стали отличительной чертой всех последующих Романовых, буквально терявших голову при виде плаца, вытянутых носков и ружейных приемов»151[6]. Объяснить такое поведение можно только сознательным стремлением на время выйти из жестких рамок одной реальности и переместить себя в другую – менее хаотичную, ясную и строгую. Это была своего рода форма психологической разгрузки, в которой особая маршевая музыка, ритмичный шаг, движение и перестроение цветных квадратов-полков вводили участников в транс, стирая границы окружающего мира. Внутри плаца возникало иное пространство, в котором государи прятались от давящих внешних обстоятельств.
У Карла-Петера имелись веские причины уходить в мир фрунтовой игры. В 1739 г. мальчик потерял отца, и его жизнь круто изменилась к худшему. Карл-Фридрих любил и баловал сына, хотя вряд ли мог стать для него положительным примером. В 1736 г. он, вероятно, брал Петера с собой на карательные рейды против цыган, во время которых ворам, попрошайкам и гадателям отрезали пальцы и уши, колесовали, клеймили железом, а некоторых сжигали заживо. А.С. Мыльников не без основания видит в этих событиях историческую основу рассказов великого князя о том, что в Киле, при жизни отца, он во главе эскадрона гусар очистил город от бродяг152.
Подобные зрелища не могли не травмировать детскую психику. Однако со смертью герцога дела пошли еще хуже.
«ТИШАЙШИЙ ПРИНЦ»
Опекуном мальчика и регентом его владений стал двоюродный дядя Адольф-Фридрих, позднее занявший вместо племянника шведский престол. Адольф-Фридрих служил епископом в Любеке, жил далеко от Киля и практически не вмешивался в воспитание ребенка, получая донесения от обер-гофмаршала голштинского двора Отто фон Брюмера (Брюммера). Согласно этим докладам, Петера обучали письму, счету, французскому и латинскому языкам, истории, танцам и фехтованию. Есть основания полагать, что в отчетах круг предметов показан более широким, чем был на самом деле.
После его прибытия в Россию Елизавета Петровна поразилась крайней неразвитости и невежеству племянника.
Переходящая из поколения в поколение страсть к показным, парадным экзерцициям имела формы психического расстройства. Ее отмечали у Павла I и всех его сыновей. Каждый из них был по-своему искалечен фрунтом, каждый искал в нем убежища от внешних невзгод и неурядиц. Николай I признавался, что по-настоящему хорошо чувствует себя только в строю: «Здесь, в армии, порядок, строгая, безусловная законность, никакого всезнайства и противоречия, все вытекает одно из другого; никто не приказывает прежде, чем сам научится повиноваться, никто без законного основания не становился вперед другого; все подчиняется одной определенной цели, все имеет свое назначение». Это был внутренний мирок, очень уютный для мужчин Романовых – большая игра, рассчитанная на участие тысяч хорошо отлаженных автоматов и не имевшая ничего общего с реальной войной. К которой они, кстати, в большинстве питали отвращение. Притягательная сила фрунтомании была настолько велика, что умные, хорошо образованные, одаренные, волевые люди продолжали играть в нее, прекрасно зная: она вызывает озлобление подданных, и уже стоила головы двум представителям семейства.