Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи. Станислав ВторушинЧитать онлайн книгу.
Михаила с такой категоричностью. Ведь жандармы и почтовые служащие, которых убивали боевики, честно выполняли свой долг перед государством и обществом. Яковлев никогда не забывал о первом убитом им жандарме, отце шестерых малолетних детей. За границей он часто думал о том, что повзрослев, они начнут мстить революционерам. С их стороны это будет всего лишь справедливый суд.
– Ты знаешь, – повернувшись к Гузакову, сказал Яковлев, – в последнее время я несколько раз видел во сне твоего брата Мишку. Жаль парня. Иногда даже думаю – зря мы втянули его в это дело. Ему бы жить да жить.
– Никто не знает, сколько нам с тобой жить осталось, – ответил Гузаков.
– Чего это ты так? – Яковлев с улыбкой посмотрел на своего боевого товарища.
– А ты посмотри, кто прибирает дело революции к своим рукам. Или не видишь?
Яковлев опустил голову, на несколько мгновений молчаливо задумался, потом сказал:
– Пока еще видно далеко не все. Учредительное собрание, на которое мы с тобой надеялись, разогнали. Но в революции есть ближайшие цели и главная перспектива. Скоро, очень скоро все прояснится. Знаешь, как раньше говорили: «Судите его по делам его».
– По делам и будут судить, – хмуро ответил Гузаков.
Колонна двигалась быстро. К обеду она была в Ялуторовске, где сменили лошадей, а поздно ночью в Иевлево. Яковлева с Гузаковым ждали в доме крестьянина Мезенцева. Яковлев с трудом слез с повозки, еле разогнул затекшие ноги. В своем модном городском пальто он замерз, дождевик предохранял его от грязи, но не от холода. Всю дорогу от Ялуторовска до Иевлево с неба сыпалась то снежная крупа, то моросил мелкий дождь.
Поздоровавшись за руку с каждым из встречавших его головорезов Гузакова, Яковлев сделал несколько шагов по двору, разминая мышцы. Возницы стали распрягать взмыленных, выбившихся из сил лошадей, а Яковлев с Гузаковым прошли в дом. Хозяин избы, молодой, широкоплечий мужик с широкой, аккуратно подстриженной русой бородой, стоя у порога, поклонился им в пояс. Его жена, тонкая женщина в темной кофточке с высокими плечиками и длинной, черной, как у монахини, юбке, зачерпнув из кадушки ковшик воды, помогла гостям умыться, потом их усадили за стол. Еда была скудной: квас с редькой, мелкие жареные карасики и несколько ломтей черного хлеба. Показывая рукой на стол, хозяин сказал:
– Извините, Ваше Превосходительство, что большего не поставили. Но сейчас Великий пост, а мы люди крещеные.
– Чего извиняетесь, – ответил Яковлев, усаживаясь на табуретку. – Мы такие же крещеные русские люди, как и вы. – Он поднял глаза на хозяина и, посмотрев ему в глаза, спросил: – Почему ты называешь нас превосходительствами?
– А сейчас не знаешь, кого как называть, – ответил хозяин. – Бога вроде отменили, господ тоже. Одни превосходительства и остались.
В глазах хозяина вспыхнули плутоватые искорки. «Ушлый мужик, – подумал Яковлев. – Впрочем, каждый русский мужик себе на уме. Это