Пустой человек. Сборник рассказов. Юрий МориЧитать онлайн книгу.
закрыл. Борька когда подбежал, думал – и его тоже убило. Но нет, пошевелился. За шиворот и к дому его, а дома нет уже.
Глянул на это Борька, обернулся на сельсовет. Там подвал мощный, бетонированный. Иногда лазали с пацанами, курить там пробовали. Если где и можно спрятаться, только там. Сверху всё порушено, да и наплевать. Пока бежали, видели как людей эта тварь рвала, что Никитка приютил, а над домом дурачка уже пламя полыхает и дым столбом. Страшно. Солнце яркое, в небе ни облака, и столб чёрный вверх. И люди на улицах валяются сломанными куклами. Так войну в кино показывают.
– Борька, а может, ночью попробуем выбраться, а? Пока с голоду не свалились?
– Они и ночью летают, помнишь ведь.
– Ну да… – Витёк прижал руки к животу и застонал. – Больно, блин. Сил нет!
Борька с жалостью посмотрел на брата. Молча: что тут скажешь? Потом всё-таки встал и выбрал из оставшихся досок самую увесистую:
– Попробую выглянуть. Только тихо сиди, ясно?
Витёк кивает, а на лице боль. Совсем ему плохо.
Старший поднимается по ступенькам к двери подвала, которую они тщательно закрыли за собой и, стараясь не скрипеть несмазанными петлями, осторожно приоткрывает. Закат уже. Воздух прозрачный и чистый, всё же вонища у них там, внизу. И от костра, и… вообще.
Набирается смелости, проскальзывает в щель и выбирается наружу. Сверху нависают остатки крыши, перекошенные, смятые. Но ничего, ещё пара шагов.
Нужна еда, остальное не важно.
Высоко в небе парят шесть драконов: пять крупных, а один – заметно меньше. И тишина стоит, слышно всех сверчков в округе. Ни собачьего лая, ни уже привычного за каникулы вечернего мычания коров. Только сверчки.
Борька стоит, приоткрыв рот, едва не выронив из руки палку. Но смотрит он не на мертвую деревню. Не на туманную хмарь вместо привычного леса за околицей. И даже не на водящих свои, одним им понятные хороводы драконов. Он смотрит на проявившиеся в небе, ещё мутные как размытые фотографии, луны. Одну большую, синюю, с незнакомым рисунком, и две гораздо меньшие, с красноватым отливом.
Почему-то такое чувство, что никаких взрослых им с Витьком уже никогда не дождаться в этом новом чудном мире. Под тёмно-зелёным небом.
Оракул Игнатов
В поликлинику – хоть не заходи! Очереди у каждого кабинета, гордо несущая туда и обратно карточки медсестра, в белом халате, натянутом на всех выступающих поверхностях и ядовито-красных туфлях на шпильке. Лица за косметикой не видно.
Цок, цок, цок.
Никто не обращает внимания, все глубоко в своих болезнях, холят и лелеют их в головах. Да и кому смотреть – почти одни старики вокруг. Им уже неинтересно.
Сумасшедшая старуха с палкой на скамейке, в подводной толщины очках, что-то визгливо выговаривает дремлющему деду рядом. Сосед её медленно роняет голову вниз, потом рывком поднимает и открывает глаза. Раз за разом, как механизм.
Игнатов отводит взгляд.
Жить деду месяца три. Может, четыре, вряд ли больше. Непроходимость сонной