Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник). Арчибальд КронинЧитать онлайн книгу.
Нора возмущенно нахмурилась:
– Боже, опять, не надо… а я только начинаю к тебе привыкать. А ну, пошли, я покажу тебе наших кур.
Схватив за руку, она потащила меня в курятник, всеми силами пытаясь меня встряхнуть.
– Смотри, вон они. Ко-ко-ко… У нас была дюжина, но две сдохли. Эта сидит на яйцах, ее надо согнать с гнезда. А ну, вали, старая перечница. А вот яйцо, тоже коричневое, мы возьмем его, и я сварю его тебе к чаю.
Она с видом заговорщицы подняла гладкое коричневое, слегка тронутое пятнышками яйцо. Но это мне не помогло. Резкий переход от дневного света в таинственный полумрак, дух соломы и прочие более острые запахи лишь усугубили мой горестный настрой.
– А ну, прекращай это, парень, ради бога.
Держа яйцо, она подтолкнула меня к стене курятника и, крепко обхватив одной рукой за шею, а другой упершись в стенку надо мной, принялась бодать меня головой. Метелка ее волос на моей щеке, тепло ее близости, решительный капкан ее рук – все это почему-то действовало утешающе. Когда наконец, слегка запыхавшись, она остановилась, я испытал сожаление, что целительный лечебный сеанс был недолог. Я начал робко улыбаться и вдруг почувствовал липкую консистенцию на макушке, которая тут же прокатилась по моей шее.
– О боже, яйцо треснуло! – воскликнула она. – Давай, где твой сопливчик. Вот так, ничего, ничего, это отличный шампунь для волос, лучше не бывает.
Мог ли я не уступить ей, заботливо вытирающей носовым платком мне голову и лицо?
– Во всяком случае, вся вода из тебя вышла, – заявила она, критически осматривая меня. – Но тебе все равно надо чего-то глотнуть для начала.
Я покорно позволил ей провести меня через двор к задней двери, а затем по узкому проходу в паб. Пока я с удивлением неофита глазел на ручки из слоновой кости для розлива пива, ряды бутылок на полках, опилки, густо усыпавшие пол и окружившие наподобие островов латунные плевательницы, она заметила:
– В знак траура мы закрыты до вечера.
Она спокойно подошла к небольшому фарфоровому бочонку на стойке, украшенному словами РУБИ-ПОРТ[45]. Повернув маленький никелевый кран, умело наполнила два бокала вином.
– Вот, – сказала она. – Опрокинь. Только никому ни слова. Это тебя поддержит.
Я был теперь глиной в ее руках. Пока она потягивала из своего бокала, я «опрокинул» мой. Затем я последовал за ней по черной лестнице в гостиную, большую комнату, полную хорошей, но обшарпанной мебели и, на свой лад, почти такую же неопрятную, как двор. Над камином, перед которым сохли на веревке несколько полотенец, висела крупная цветная фотография папы Льва XIII, с несколькими пожелтевшими листьями пальмы, воткнутыми сверху, и с розовым уведомлением об июньских скачках в городе Эре внизу. В дальнем конце комнаты стояла педальная фисгармония со сломанными клавишами, а в ближнем к ней углу валялись какие-то странные ботинки, вскрытый пакет с собачьими крекерами, несколько потрепанных молитвенников и пара старых полосатых корсетов. Казалось невероятным, что дядя Бернард так отличался от моего отца, который ненавидел
Красный портвейн.