Слушая трио Ганелина. Русский триптих. Стив ДэйЧитать онлайн книгу.
Все, что происходит в зале, становится интерактивным опытом: слышать – значит быть услышанным.
Вот уже несколько десятилетий я слушаю этот концерт в Восточном Берлине на одном дыхании. Я сменил виниловую пластинку на компакт-диск – да, я знаю, надо было сразу ее поберечь, но поначалу мне было важно слушать весь концерт без перерывов. «Catalogue» состоит из семи композиций, играемых как один непрерывный поток. Я слышу его как единое целое, будто трио Ганелина путешествует по композициям, используя единую импровизацию. Одно выступление, один вечер в Восточном Берлине в 1978 году, а я слушаю его снова и снова. Эта музыка как вращающаяся дверь – она тебя впускает и выпускает, впускает и выпускает.
В начале рояль Вячеслава Ганелина звучит минимально, как будто он пытается уравновесить ударные Тарасова. Оттуда, куда не достают его глаза и уши, из-за гула аудитории он ощущает пульсацию и дыхание предчувствия. Даже саксофон Чека-сина в тех первых фразах играет скромно. То, что мы дальше услышим, будет одним из самых сильных музыкальных высказываний, но сейчас оно воспринимается как уязвимость. Однако это не слабость. Давайте называть это честностью. Владимир Чекасин пробует момент, ждет приближения грозы, хотя именно он готов разразиться первым громом. Каждый из трех личностей, составляющих Русский триптих в Восточной Германии, идет на ощупь в темноте, где-то внутри той самой музы, которую они надеются нащупать. Страна живых имеет местом встречи восточную границу.
За первые двадцать минут трио преодолевает огромное расстояние: на отметке 1:45 Ганелин очень похож на Сесила Тейлора, играя на рояле как на перкуссии; в 2:30 трио уже играет в стиле «Blue Note Records» и представляет мистического контрабасиста, который существует только в левой руке Вячеслава Ганелина. В 3:45 Владимир Чекасин устраивает разгул, который можно скорее услышать в знаменитой студии Руди Ван Гелдера в Энглвуд-Клиффс, Нью-Джерси, чем в Восточном Берлине. Ганелин исполняет свое первое настоящее соло, которое длится чуть больше минуты. Так играет только Ганелин. Он уже показал, кто повлиял на его стилистику, но сейчас его виртуозность проходит коротким ключом через весь концерт, как будто он подписывает контракт с каждым, кто пришел их послушать: трио Ганелина здесь совсем не для того, чтобы просто воспроизводить «американу». Это экстраординарная декларация в музыке. К шестой минуте ударные Тарасова описывают цель их выступления. Я надеюсь, что к концу книги я смогу четко изложить, каким великим мастером ударных является этот музыкант. В берлинском концерте его первое вступительное соло на ударных воспринимается так, как будто оно предназначено изложить суть дела. Ибо, что бы вы ни услышали от Ганелина и Чекасина в тот день, в тот самый решающий день, 22 апреля 1979 года, вы слышите это благодаря тому, что ударные открывают дверь в коллективное воображение. Большой барабан стучит настолько быстро, что сердце на такой скорости могло бы разорваться; кроссинги и двойные кроссинги по тамтамам, шипение тарелок, постоянное скольжение палочек по малому