Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки. Елена ЧхаидзеЧитать онлайн книгу.
в результате, как выяснилось потом, пассажиры получили пулевые ранения в пальцы рук[66].
Авторские разоблачения связаны не с жестокостью, идущей из центра, хотя и в этом есть рациональное зерно, а с жестокостью, которая приумножается ради стремления угодить центру:
В Кремле полагали, что грузинские коммунисты могут пожалеть грузинских студентов, и дело будет вестись не объективно. Но в Москве ошибались – они не знали, что грузинские власти вынесут угонщикам самолета даже более суровый приговор, чем этого хотели в Москве. Ведь это лучший способ доказать Кремлю, насколько верноподданной являлась Грузия[67].
В романе главной жертвой стала молодежь Грузии, а палачом – советская власть республики. В такую жестокость властей жители Грузии не могли поверить и наивно надеялись на то, что приговор будет смягчен, но этого не случилось. Бытует мнение, что именно после этого события, а не с 9-го апреля, возникли разговоры о независимости Грузии. Вопреки мнению об избалованной советской властью республике, события, связанные с попыткой угона самолета, развенчивают миф о рае и об агрессорах извне.
Галерея новых образов для русско-грузинского контекста значительно увеличилась из-за обострившейся в России 1990-х годов (Пчелин «Вечный жид»)[68] кавказофобии (Шнирельман, 2007), а также из-за социально-политических неурядиц, жертвами которых стали, например, русскоязычные жители, вынужденные покинуть Грузию (Бойко, Хабибулин). Взаимное непонимание основывалось на различных пластах восприятия друг друга: для грузин ведущим был исторический контекст, а для русских – социальный, связанный с ментальными различиями. Грузины смотрели на присутствие русских сквозь призму истории, вспоминая табуированную советскими властями информацию об оккупации Грузии в 1921 году и двойственность статей Георгиевcкого трактата (1783), якобы «нарушенного» в 1801 году, хотя в документе 1783 года были прописаны положения о фактической потере престола грузинскими царями[69].
Кроме образов жертв и агрессоров, появляются образы защитников: своих или от своих. Например, русскую имперскость как мощь, охранявшую своих, культивировал Александр Проханов. Его идея «Пятой империи» (Проханов, Кугушев) была поддержана некоторыми представителями российской интеллигенции[70]. Приведу слова российского художника Ильи Глазунова из подборки высказываний из «Имперской симфонии», связанной с выходом книг о Пятой империи:
Империи складываются или через подчинение, или через привлечение. Русская империя – уникальное явление, содружество по большей части добровольно присоединившихся народов. К нам присоединились армяне, которых преследовали турки, к нам присоединились грузины. Новая Империя будет, если снова к нам потянутся (см.: Завтра. 01.11.2006).
Наталья Соколовская избрала другую позицию. В романе «Литературная рабыня: будни и праздники», о котором пойдет речь позже, пред
Там же.
Во всех произведениях интересующей нас тематики национальные общности упрощаются до конструкций «русские» и «грузины»; а кроме того, дуальность противопоставления «русские – грузины» автоматически отсылает к более широкой имперской дихотомии «центр – периферия», при этом обращение к имперской конструкции не исключает обращение к теме нациецентрического видения. Первое и второе утверждение смешиваются в другую конструкцию: «центр/русский» – «грузин/периферия». Вспоминается, например, что в исследованиях Хоскинга (Hosking, 1997) и Суни (Suny, 2001) говорится о том, что в России бытует предположение о невозможности отделить национальный дискурс от имперского. Понятия «центр/русский» и «грузин/периферия» неустойчивы и меняются в зависимости от контекста, но при анализе избежать их мне не удалось.
Cм.:
Русский радикал, писатель и общественный деятель Александр Проханов выдвинул и развил идею формирования Пятой империи. Пятая, потому что до этого были: «империя» Киевская Русь, империя Рюриковичей – Московское царство, «белое царство» – империя Романовых и «красная» империя – Советский Союз. Он призывает к возрождению русского имперского духа и возобновлению объединения народов, разобщенных распадом СССР. Эти идеи встречаются в книгах «Пятая империя» (2007), «Технологии „Пятой империи“» (совместно с Сергеем Кугушевым, 2007), «Симфония „Пятой империи“» (2007). Идеологию восторженно поддержали некоторые деятели культуры (Н. Михалков, И. Глазунов, М. Леонтьев) и политические деятели (В. Жириновский, С. Караганов, С. Кургинян). См.: