За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные. Карл СафинаЧитать онлайн книгу.
видит. И точка. Под истинной этологией стали понимать описание и еще раз описание. Можно было написать: «Лев преследует зебру», а вот сказать, что он хочет поймать зебру, – уже антинаучно, потому что это «проекция человеческих эмоций». И вообще, может, лев – это лишенный сознания механизм? Надо еще доказать, что это не так. Можно было сказать: «Слониха встала между слоненком и гиеной». Между ним и антилопой она вставать не станет, а в гиене она видит опасность. Но боже упаси написать что-то вроде «мать пытается защитить малыша от гиены». Это же антропоморфизм, это за пределами добра и зла! Намерения матери нам неведомы! И гайки закручивались все туже.
На этапе становления этологии как науки было нелишним сделать из антропоморфизма эдакий сигнал опасности, что-то вроде выброшенного на мачте красного сигнального флага, чтобы все знали: «на борту опасный груз». Но, по мере того как вслед за нобелевским трио первопроходцев в эту область полевой зоологии повалили умы калибром поменьше, антропоморфизм превратился из сигнального флага в пиратский «Веселый Роджер». Появление слова «антропоморфизм» становилось сигналом к абордажной атаке, после которой было костей не собрать. Работу автора, заподозренного в антропоморфизме, не печатали, а в академическом сообществе, где тебя либо публикуют, либо хоронят заживо, это ставило на карту карьеру.
Даже самые аргументированные, проницательные, логически безукоризненные умозаключения о возможных мотивах поведения животных, их эмоциях и умственной деятельности могли лишить ученого профессиональных перспектив. Не надо было ничего утверждать – хватало и просто поставленного вопроса. Вышедшая в 1976 году книга со скромным названием «Вопрос осознанности животных» наделала такого шуму, что многие бихевиористы поторопились разжаловать ее автора, Дональда Гриффина, в нижние чины и заклеймить как «профнепригодного». Хотя Гриффин был не мальчик с улицы, а признанный авторитет, светило, автор теории эхолокации – именно ему удалось разгадать тайну навигации летучих мышей. И вот человека, которого десятилетиями почитали гением, теперь мешают с грязью зашоренные коллеги-ортодоксы за то, что он просто осмелился поднять вопрос о сознании животных!
Рассуждение о том, что кто-то кроме человека способен на чувства, было не просто запретной темой, а профессиональным самоубийством. В 1992 году один из авторов престижного журнала Science предостерег читателей «с бессрочными контрактами в высших учебных заведениях» от включения «работ по изучению сознания у животных» в план научных исследований, причем сделано это было на полном серьезе. Какие уж тут шутки.
Клеймя любые проявления антропоморфизма, ортодоксальные бихевиористы впадали в другую крайность, поскольку всячески способствовали укреплению досужего мнения о том, что сознание и чувства присущи исключительно человеку (подобная позиция, превращающая нас в пуп земли, называется антропоцентричной). Спору нет, прямые проекции наших чувств на животных