Вся история Фролова, советского вампира. Александр Семёнович СлепаковЧитать онлайн книгу.
были вполне нормальные. Более того, не одна баба хотела бы иметь такие ноги. И всё остальное не хуже, хотя она и не была такая худенькая, как Иевлева, а в теле. Наверное, у каждой женщины бывает минута, когда она жалеет, что она не мужчина. У Иевлевой такая минута была, когда она смотрела, как девушка выходит из воды. «И ещё жаль, что я не лесбиянка», – подумала Иевлева.
Девушка подошла и опустилась на песок, сев на пятки, ровненькая, как степной зверёк перед норкой. Она всё так же улыбалась смущённой улыбкой, не веяло от неё никакой могильной сыростью, никакого холода от неё не чувствовалось. «Обычная девушка, – подумала Иевлева, – только живёт в реке». Причём эта глубоко парадоксальная мысль скорее удивила её, чем напугала.
– Ты сестра моя, – сказала девушка, – я тебя ждала. Тебе крылья не нужны, плавники не нужны. У тебя сила есть и власть над мужиками. Кто тебе такую силу дал?
Как ни странно, Иевлева почувствовала что-то вроде ревности. И говорить, кто дал силу, ей совершенно не хотелось. Она молчала.
– А я сама силу взяла, – сказала девушка. – Я пасечника молодого любила. А попала к старому. Он молодого в город услал, я пришла, а он говорит, подожди, он сейчас придёт. Села я ждать. Тут он меня схватил и *б, а рядом топор положил. Смотри, говорит, я топор рядом кладу. Я лежу, вою, а он долго так меня *б. Солнце село, а он всё *б и *б. Видит, как страшно мне, и аж ярится весь. Я прошу, молю – отпусти, дяденька. А он только пуще ярится. Я глаза закрыла, хотела про себя думать, что это молодой, а не получается. Молодой нежный был, любил меня. А этот всё норовил, чтоб побольней, да ещё бил меня кулаком. Я как глаза закрыла, он меня ручищами за шею схватил, стал душить. Тут я света невзвидела. Да, видно, заслабла. Потом смотрю, он меня тянет куда-то. Я вырваться хочу, а я связанная вся. Он только крепче меня схватил и в реку бросил. И я, когда кончалась, плохое ему пожелала. И так и вышло. У него сын с красными ушёл. Сын к нему пришёл, пасечник ему весь мёд отдал. А казаки пришли, мёда и нет. Они говорят: «Ты что ж весь мёд красным отдал? Как же ты так?» Взяли его и на кол посадили. Сами пчёл пожгли, ульи разломали, всё равно ещё немного мёда себе достали. А он на колу сидел и всё понимал. Ночью казаки самогонки напились и опять его упрекали: «Ты красным весь мёд отдал, не стыдно тебе?» А он моё имя говорил, прощения просил. Я ночью к нему пришла. «Не проси, – говорю, – прощенья. Что ты со мной сделал? За что? Я жить хотела, а ты меня связал и в реку бросил. Не будет тебе моего прощения, подыхай так!» Стою перед ним голая, косу себе заплетаю, смотрю, как он подыхает на колу. А он тоже смотрит на меня, видно, жалеет, но прошлого не воротишь. Утром казаки удивились, что он ещё живой, и вместе с колом его в речку бросили. Его раки съели, а меня не тронули, я себе силу взяла.
Весь это дикий кошмар она рассказывала спокойным, будничным – хотя это слово и не подходит к русалке – голосом, как будто это было описание обычных житейских событий.
Иевлева сама удивилась тому, с каким спокойствием она выслушала рассказ, при других обстоятельствах напугавший