Скелеты. Максим КабирЧитать онлайн книгу.
бабка кормила у беседки котов.
– А давай так, – сказал Ермаков, – согласишься со мной поужинать, и я тебе все изложу. Но учти, ты решишь, что я тронулся.
– Интригуешь.
– Я транскрибирую это как «да».
– Да, но сегодня вечером я пообещала зайти к бабушке. А завтра в твоем распоряжении.
– Шикарно! И где у нас можно посидеть?
– Есть пиццерия в центре, – она загибала пальцы, – «Шоколадница» около вокзала. И суши-бар над супермаркетом.
– Суши-бар! – воскликнул Ермаков. – То, что доктор прописал.
– Ох, – страдальчески вздохнула Ника.
Они обменялись телефонными номерами.
– Андрей… – произнесла она, вперившись в бурый сугроб. – Чтобы между нами не было недопонимания. В Токио я танцевала стриптиз.
– Если ты не заметила, Ковач, – сказал он серьезно, – мне уже не четырнадцать лет. Я догадался.
– Никаких шуток про Деми Мур? – она заглянула в его глаза цвета разбавленного какао.
– Только про Диту фон Тиз, – пообещал он.
Придя домой, Ника не увидела в туалете никаких постеров.
7
Снаружи на карниз уселся голубь, и жесть задребезжала. Хитров вздрогнул.
«А, гадство!» – пробормотал он и вновь уставился в ноутбук.
На снимке пожилая женщина, задрав кофточку, демонстрировала голую спину, синяки и ссадины вдоль позвоночника.
«Гадство», – повторил Хитров.
Лариса подошла тихо, он не успел закрыть вкладку.
– Боже, – простонала она, – это…
«Жительницу Самары терроризирует полтергейст», – кричал заголовок над фотографией.
Хитров знал, о чем думает жена. О Юле, о ее нежной младенческой коже. О гадюках, что извивались в кроватке, но испарились, растаяли, когда Лариса завизжала. Картина стояла перед глазами Хитрова, тошнотворно-отчетливая. Вот супруга хватает Юлу, вот краснеет личико дочери, напуганной не змеями, а родительской реакцией. Слезы текут по пухлым щекам, и ручка, только что стискивавшая змеиное тело, ловит воздух.
Потрясенная Лариса гладит Юлу, и Хитров спрашивает чужим надтреснутым голосом:
– Ты видела?
Она видела. Хитров не съехал с катушек. В наволочках, на простынях, на ковре копошились гадюки. Треугольные головы, раздвоенные языки. Исчезли, словно кучки пыли, сметенные порывом ветра.
– Кто разговаривал? – спрашивает Лариса.
– Наша дочь, – отвечает Хитров.
«Белая лилия черной зимы», – звучит в ушах эхом. Фраза, сказанная их семимесячной дочерью. И выворачивающее наизнанку тарахтение хвоста-погремушки.
Они сбежали. В ту же ночь собрали вещи и переехали к его родителям. Утром он заскочил домой за одеждой Ларисы, но в детскую заходить не стал. Он боялся обнаружить змеиное гнездо, сотни шевелящихся чешуйчатых тварей. В замке принцессы, на тарелках игрушечных барабанов, на плюшевой шее великана-жирафа.
Уж лучше бы это был бородатый старичок-домовой.
– Они могут