Все, что мы еще скажем. Наталья КостинаЧитать онлайн книгу.
Марийка во все глаза смотрела на хлеб, но не смела поднять без разрешения матери. Сестра была еще мала, но даже она почувствовала, что между матерью и ее теткой происходит что-то… что-то нехорошее!
Марийка постояла-постояла и вернулась к печке, чтобы первой завладеть грушами, если мать разрешит ей их достать.
– Бери! – строго сказала баба Килина. – Что ж ты хлеб святой на землю бросила?
– У вас, Килина Карповна, святого ничего нет…
– Бери! – повторила тетка. – У малого уже живот пухнет! Совсем плохой! А от Меланки не убудет! Не убудет, – забубнила она, – жива останется… еще и вас, дураков, накормит…
– Нет! – выкрикнула мать. – У меня еще кораллы есть! С дукачами!
Руки у нее тряслись, она кинулась к сундуку в углу хаты.
– Та кому оно сейчас нужно! – презрительно бросила баба Килина. – Побрякушки твои! Та и золотые ты ж поменяла давно, и серебра нет, одни ж медные! Гроша ломаного не стоят… тебе за них и миску картошки для детей не насыплет никто!
Я знала, что баба была права: единственный золотой дукач мать выломала еще с полгода назад. Перед этим отец отнес в скупку в город и серебряные: с бантами и синими, зелеными и темно-красными камнями – массивные, тяжелые. Многорядные материны ожерелья, которые я так любила потихоньку примерять, – из красно-оранжевого обточенного бочоночками теплого коралла и белого, светящегося и слоистого баламута, еще недавно перемеженного потемневшими четырехугольными старинными крестами, также исчезнувшими, – теперь словно осиротели.
– Ты не артачься, хлеб с полу подбери… Никому оно не нужно… И ты не нужна, и я… а жить всем хочется! – строго сказала баба.
– Идите уже, тетя Килина, – простонала мать, подталкивая родственницу к двери. – Идите! И темно уже… и поздно… и заблудитесь… – бормотала она почти не в себе, потому что хлеб так и лежал на полу, и дух от него волнами расходился по всей хате. Хлеб был свежий, с толстой хрустящей коркой, я даже не могла смотреть в его сторону, потому что сразу же перехватывало дыхание, а рот помимо воли наполнялся слюной.
– Идите, – все стонала мать, и баба Килина наконец шагнула за порог.
– Ничего, – сказала она, – дошкандыбаю как-нибудь с Божьего благословения! Не пропаду! И месяц полный, и от снега светло! А вы оставайтесь… как-нибудь…
Мама рухнула на пол, накрыв телом кусок хлеба, и зарыдала. Я кинулась во двор.
– Баба Килина! – закричала я. – Стойте! Стойте! Куда ж вы с непокрытой головой! Застудитесь! Вы ж платок забыли!
– Ат! – материна тетка пощупала непокрытую голову. – Зиронька ж ты моя! А я и думаю: чего ж мне так холодно!
Она быстро повязалась, а потом обхватила меня руками и тоже стала щупать, как только что свои волосы – такие же, как у матери, черные, и совсем не поседевшие, и при этом приговаривала:
– Умная… одна из всех умная!..
Она все мацала и мацала меня и при этом сокрушенно цокала языком:
– Только худая! Ой, и худая! Ну, ничего… ничего… были бы кости, а мясо нарастет!