Артур Артузов – отец советской контрразведки. Юрий ЛенчевскийЧитать онлайн книгу.
было приятно ощущать себя властителем дум Петроградской литературной молодежи. Но вот заявление, если оно имело место, что эта «группа интеллигентов» «в случае выступления согласно выйти на улицу», выглядит несколько самонадеянным. Этой самонадеянности, зная Гумилева по стихам и по воспоминаниям его современников, удивляться не приходится: некоторая юношеская бравада, очевидно, была присуща ему и как нельзя более соответствовала образу лирического героя гумилевских стихов.
Николай Гумилев ни одной прокламации не составил, а о «своей» группе говорил уклончиво. Какую группу, «готовую выйти на улицу», имел в виду Гумилев (и, вполне возможно, подозревали чекисты!), когда составлял для себя какой-то список, ставший впоследствии листом № 73.
Лист № 73 (рука Гумилева)
Городецкий, Потемкин, Пяст, Аненский, Сологуб, Сергей Соловьев, Бруни, Верховский, Блок, Клюев, Бальмонт, Вячеслав Иванов, Северянин, Хлебников, Лифшиц, Цветаева, Нарбут, Балтрушайтис, Адамович.
Что касается показаний Таганцева, то главной «уликой» против Гумилева, содержащейся в них, оказываются 200 000 рублей и лента пишущей машинки, переданные Шведовым.
Известны свидетельства одного из последних оставшихся в живых участников тех давних событий – поэтессы и мемуаристки Ирины Одоевцевой, покинувшей Родину именно тогда, в двадцать первом году, а затем вернувшейся. В ее воспоминаниях о Гумилеве есть противоречия. Но ведь это литературные произведения, а не свидетельские показания. Между тем в одном из своих интервью она утверждает следующее:
«Когда говорят, что он (Гумилев) отказался от участия в заговоре, никаких денег не брал, я ничего не могу возразить. Но и сейчас повторяю… деньги у него были, лежали в шкафу… Вот никакого револьвера я не видела, это точно, а деньги… тогда они были обесценены, и это было много пачек – видела у Гумилева своими глазами».
Подобные высказывания Одоевцевой служили в глазах многих косвенным доказательством виновности поэта, за что она не раз подвергалась нападкам со стороны горячих поклонников Гумилева, желавших его безоговорочной реабилитации. Но, как мы видим сейчас, нападки эти вряд ли были заслуженными. Для того чтобы истина в конце концов восторжествовала, ей не надо никаких подачек в виде пресловутой лжи во спасение, следует только неукоснительно этой истины держаться, какой бы ни была политическая ситуация, что бы ни казалось на чей-то взгляд сиюминутно выгодным.
Кстати, преувеличивая контрреволюционные «заслуги» Гумилева в своих книжках, издававшихся на западе, Одоевцева, возможно, преследовала вполне благородную цель: привлечь к его имени интерес западной публики и издателей. Не такая, какой от нее ждали любители литературы в СССР, но тоже «ложь во спасение»!
Ну а по сути правда и то, что свидетельствует Одоевцева, и то, что утверждают почитатели Гумилева: да, деньги – много ничего не стоивших пачек – у него были.
Ознакомимся с показаниями самого поэта.
Листы