Дело о гибели Российской империи. Николай КарабчевскийЧитать онлайн книгу.
Тщетно пытался А. Ф. Кони, председательствовавший в этом процессе, своими вкрадчивыми приемами вырвать у присяжных хотя бы слабый обвинительный приговор. После потрясающей по силе и выразительности речи защитника Засулич, П. Я. Александрова, она была торжественно оправдана, при бешеных рукоплесканиях переполненной залы. Многие плакали от радости, дамы целовали руки Александрову, которого я провожал среди судейской сутолоки и на улице, где овации по его адресу возобновились с новой силой.
Брешковская очень издалека и в несколько приемов заводила со мной речь о том, как было бы хорошо, если бы я, оставаясь адвокатом, примкнул к их «конспиративной» работе. Она готова была дать мне все адреса и рекомендации к организаторам «боевой дружины». В ее расчеты не входило мое непосредственное участие в террористических актах: она сулила мне более почетную миссию – вдохновлять жеребьевых исполнителей таких актов.
Нужно ли объяснять, как я шарахнулся от подобного предложения. Я высказал ей с полной откровенностью свои сокровенные суждения по этому предмету: «Не кровью и насилием возродится мир. Низменное средство пятнает самую высокую цель. Для меня “террорист” и “палач” одинаково отвратительны»!
Брешковская глубоко задумалась. Несколько минут мы оба взволнованно молчали. Наконец, она протянула мне свою холодную руку и крепко сжала мою.
– Бог с вами, оставайтесь праведником, предоставьте грешникам спасать мир. Я иду в каторгу, а вы на волю к радостям жизни… Спасибо вам за все. За этот месяц, что мы виделись, я много думала о вас, и вот заговорила. Забудьте все, что я вам сказала, навсегда… Возьмите вот это от меня на память. Сама здесь вышила…
Она достала из-под подушки своей тюремной койки вышитое по обоим концам мелкою малороссийскою вышивкою полотенце, по краям которого едва заметно были вышиты слова: «memento mori».
Мы потрясли другу руки и расстались. Когда я в последний раз захлопнул за собою тюремную дверь, мне почудилось, что я оставил живую в могиле, быть может, про меня она, наоборот, подумала: «Ушел живой мертвец». Какая пропасть между двумя рядом стоящими людьми: то, что для нее единственно казалось жизнью, мне представлялось подлинною смертью!..
Ряд террористических актов вскоре последовал. Несчастный «Освободитель» под конец не выезжал иначе из Зимнего дворца, как с сильным охранным эскортом. Это сторожил Кобызевский (Богданович) подкоп на Екатерининской улице, но доконали его, раньше, чем тот был готов, бомбы Желябова, Рысакова, Перовской и К° на Мойке.
«Весна» гр. Лорис-Меликова заволоклась непроглядными тучами, и мелькнувший призрак спасительной «конституции» укрылся за мрачными стенами Гатчинского дворца.
Тотчас после убийства царя-освободителя некоторое время длилось напряженное состояние общества в ожидании широких свобод и, как панацеи от всех зол, конституции. Сентиментальные интеллигенты с мистиком-философом Владимиром Соловьевым во главе (он был