В лабиринтах судьбы. Михаил Александрович КаюринЧитать онлайн книгу.
сносил побои и всё более отдалялся от отчима. Примкнул к компании хулиганов, таких же обиженных и обездоленных, как он сам, стал выпивать. Отбыв срок на «малолетке», к отчиму Роман больше не вернулся.
Но не воровские дела Баклана терзали сейчас душу старика Жигарёва. Они отошли на второй план. На поверхность всплыло другое. Ненависть к предателям и палачам. Это чувство молчало в нём долгие годы и вот сейчас, потревоженное рассказом Романа, всколыхнуло в памяти нестираемые картины плена. Насмотрелся Степан подонков в нацистских лагерях. Ненависть медленно катила изнутри и, наконец, точно лопнувший гнойник, прорвалась наружу.
– Вот ведь сучий выродок! Изувер фашистский! – Старик, сверкнув горящими глазами, устремил свой взор к потухшему горизонту.
– Если есть ты на свете, Матерь божья, тогда ответь мне, рабу твоему: куда смотрела, когда этот змеёныш был ещё в утробе? Где недогляд получился? Почему позволила мне опростоволоситься? Почему я исполнял волю изверга многие годы? – хрипел Степан Жигарёв.
На какое-то время он забыл, что находится не один и, перейдя на шёпот, долго разговаривал с небом. Потом спохватился, будто его застали за непристойным занятием, и, оправдываясь перед Романом, пояснил:
– На фронте я этих гадов за версту чуял – от них будто падалью какой попахивало. А тут двадцать лет был рядом и не учуял гнили, не распознал душегуба. Исполнял все его приказы безропотно. Эх, ёшь твою двадцать! Сволота! Ублюдок очкастый! Мразь фашисткая! Немчура недобитая!
Слова ругательств, одно солонее другого, словно пули из автомата, короткими очередями вылетали из его уст. Старик распалился, и остановить его было невозможно. Только когда иссяк весь запас брани, он умолк. Не проронив ни слова, встал и направился к шалашу. Согнувшись в дугу, исчез в небольшом проёме. Несколько минут изнутри доносилось невнятное бормотание. У костра он появился с бутылкой водки в руке.
– Будешь? – мимоходом спросил он Баклана. – Забыл, поди, вкус-от, сидя на чифире?
– С тобой – выпью, один – не буду.
Старик достал нехитрую закуску: хлеб, сало, лук и несколько небольших пузатых огурцов. Всё это порезал кусочками и аккуратно разложил на домотканом полотенце из холста. Себе налил граммов сто в пол-литровую алюминиевую кружку, с которой не расставался со времён войны. Баклану протянул консервную банку из-под тушёнки с обработанными краями. Поставил перед ним бутылку. Наливать в банку Роман не стал, решил глотнуть из горлышка.
– Ну, давай не-то, хлебнём окаянной, – Степан не стал чокаться и залпом выплеснул в рот свои наркомовские. Хрустнул огурцом, потом закусил салом. Глядя в огонь, спросил:
– А почему ты его не убил?
– Не смог. Я – вор, а не мокрушник. Да и смерть из моих рук была бы для него слишком лёгкой. За свои грехи он заслуживает больших мучений. Подумал, пусть лучше подохнет на зоне.
– Не смог, говоришь? А конвоира, однако, прихлопнул. И отчима убил бы, кабы не встряли Трофим с Петром. Да и меня бы, при случае, не