Плач золотой трубы. Виктор Михайлович ЛысыхЧитать онлайн книгу.
по базару.
Бесконечными рядами добра переплелось всё вокруг. Высохшими ртами старухи хвалили свои малосольные огурчики. Загорелые до черноты кавказцы в кепках-аэродромах, горячились за красно-оранжевыми рядами, и оранжевое солнце юга теплилось горками перед ними.
Воздух, густой и тягучий, как старое вино, комком залегал в горле. Запах чеснока, подгоревшего масла, мандаринов и рассола витал по базару, щекотал ноздри, волнами накатываясь на сердце и увлекая в лабиринты ларьков и стоек.
Сколько я ходил – не знаю, но когда вернулся, тетка Клавдия всплеснула руками:
– И где ты шляешься, окаянная душа! Прямо с ума сходишь, тут со сливами, а тут его нет. Чтоб не смел уходить!
Она усадила меня на ящик, дала кусок сухой солоноватой колбасы и булочку.
Тени потянулись к забору, а когда солнце закатилось за соседние дома, базар опустел и затих.
Появились уборщицы с вёдрами и мётлами. Они громко переговаривались, находясь в разных концах базара.
Вечер повис над городом. Из-за забора, из-за ближних домов и верхушек потемневших деревьев доносился манящий гул большого мира, и я слушал его, как слушают музыку.
Пришел сторож в старом солдатском бушлате. Посмотрел на нас, покачал головой, почмыхал и сказал, что базар не гостиница, и спать здесь нельзя. Тетки заволновались, пошептавшись, они дали ему по трешке. Сторож сунул их в карман и ушёл.
Мы легли спать под стойками.
Утром я проснулся и долго не мог ничего понять. Плотный гул окутывал всё вокруг, появлялись руки, загребали сливы и исчезали. Потом я вспомнил, где мы и вылез из-под стойки.
– Проснулся! – сказала тетка Клавдия. – А я уже думала – живой ли, такой гвалт, а он спит. Там, за тем ларьком вода, пойди, умойся.
Было воскресенье и, перекипев с утра, за полдень, базар опустел. Я томился под навесом, меня манил и звал город.
Тетка, забившись между ящиками, считала деньги. Я спросился пойти погулять, она неопределённо хмыкнула: то ли отстань, то ли иди. Поколебавшись, я выбрал последнее и вышел за ворота.
Отсюда пряные запахи базара уплывали в город, отсюда и я начинал знакомство с непонятным ещё мне значением – город.
Я уходил от базара и возвращался. Как только научившийся пловец пробует свои силы, отрываясь от берега, оглядывается и возвращается, так и я уходил от базара.
Я открыл для себя закономерность кварталов и, наслаждаясь этим, уходил по одной улице, а возвращался по другой. Заглядывал в подъезды и заходил в магазины. А когда желтые огни окон задумчиво глянули в улицы и ожерелья огней согрели город, я вернулся к базару.
Сторож не пустил меня в ворота, толи не признав, толи не желая признавать. Я перелез через забор, за длинным рядом ларьков и, крадучись, пробрался под навес. Тетка долго бранилась, а я лежал под стойкой и не мог заснуть – передо мной плыл и колебался город.
В следующие дни торговля шла плохо и, повертевшись с утра между ящиками, я убегал в город. Тетка махнула на меня рукой, у неё не было сил держать меня под