На одном дыхании. Людмила Николаевна ПерцеваяЧитать онлайн книгу.
наши никогда об этих обстоятельствах своим детям не рассказывали. Политических речей не говорили, заговоров не строили. Я даже помню, как они вместе со всей страной оплакали смерть Сталина, как позже ругали «кукурузника»… Но это – позже.
Сейчас мать мечется с закусками у стола, мужики здоровкаются, раздеваются, потирают озябшие руки, звенят стопками. Мы с братом затаились на печи: все интересно! И разговоры, и остроты про бестолкового механика, и ругань в адрес баб, которые вцепились в них, сосланных, мертвой хваткой и к прежним, довоенным семьям не отпускают.
Выпивают, говорят все громче, но призадумавшийся некстати отец, вдруг очнувшись, задушевно выводит: «Рев-е-е-ела буря, дождь шумел, Во мра-а-а-ке молнии летали..» И мужики, словно того только и ждали, дружно подхватывают: «И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали!» И опять отец негромко: «Ко сла-а-а-ве страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой!» И опять хор подхватывает суровое повествование, и потом снова уступает солисту…
Мы замирали, сраженные былинностью песенной повести о герое, которого погубили подлые враги. В нашей таежной глухомани эта баллада была и чем-то родным по нарисованной картине места действия, и неизъяснимо высоким, нездешним по героическому и трагедийному сюжету! Я думаю, что наверняка это был песенный вариант «Смерти Ермака», но в нем было все, чтобы понять сюжет, сразить неискушенную душу высокой поэзией! Врезалось в память на всю жизнь это звучание суровых мужских голосов и горькая минута молчания после песни. Словно она была про них писана…
Когда в школе учительница предложила классу выучить к следующему уроку любимое стихотворение «не важно, какого поэта, старого или советского», я выскочила к доске и с необыкновенной экспрессией, накалом детских чувств, продекламировала папину песню. Васька с третьей парты воскликнул: «Так это не стих, а песня, не считается!» Но учительница меня поддержала, рассказала про поэта-декабриста Кондратия Рылеева, который бунтовал против царя и за это был повешен! А мне посоветовала в библиотеке почитать полную, как бы сейчас сказали, версию этой думы Рылеева. Почитала с восторгом, все эти "Думы" для меня были поэтической историей, героизацией далекого прошлого – с Иваном Сусаниным, Войнаровским, Марфой Посадницей…
В те годы я не соотносила толкование Кондратия Федоровича с историческими хрониками и суждениями специалистов о том или ином событии. И в голову не приходило! Но романтическое высокое звучание, гордый свободолюбивый дух буквально каждой строфы Рылеева, да еще подспудное ощущение того, что и писавший был казненным героем, мучеником, сделали меня, девчонку, почитательницей его таланта. В 1956 году в серии «библиотека поэта» вышел сборник стихов К.Ф.Рылеева, мне его подарили подружки – и он хранится бережно до сих пор.
Много позже я перечитала переписку Кондратия с Александром: Пушкин и Рылеев были сверстниками, не просто знакомы, но и дружны. Рылеев считал себя учеником, учитель мог и попенять ему на высокопарный слог, на пренебрежение историческими смыслами, но признавал его талант. Вот из письма Пушкина: «С Рылеевым – мирюсь, «Войнаровский» полон жизни…