Следователь по особо важным делам. Анатолий БезугловЧитать онлайн книгу.
сказал он. – Потому что я считаю отношения между мужчиной и женщиной прежде всего их личным делом. И только их. Можно осуждать или одобрять общественное поведение человека. Но касаться интимной стороны жизни – полагаю неправильным.
– Происшедшее с Залесской вы считаете делом общественным или личным? – Я произнес эти слова намеренно жестко.
Я видел – он растерялся. Во всяком случае, ему понадобилось время, чтобы подыскать нужный ответ.
– Единственное, о чем можно говорить, – это о ее обязанности по отношению к сыну…
– И еще вопрос. Вы здесь поддерживали с Залесскими прежние отношения?
– Какие прежние?
– Мне кажется, вместе проведенные студенческие годы сближают… Тем более вдалеке от родных мест.
– А мне здесь не до туристических походов и лыжных прогулок.
– Значит, вы не встречались, например, за праздничным столом или просто не проводили вечер, вспоминая Вышегодск?
– Специально – нет. Может быть, перебрасывались несколькими фразами на улице. И все.
– С кем? С Валерием или с Аней?
– С обоими.
– Вы питаете неприязнь к кому-нибудь из них?
– Мне кажется, мои личные чувства не имеют никакого отношения к делу, – отрезал Ильин.
Резкий тон, каким были произнесены эти слова, меня немного задел. Но я постарался спросить как можно спокойнее:
– Николай Гордеевич, вы не помните, о чем шла речь на собрании работников совхоза в конце мая?
Он поднял брови.
– Когда вы выступали в клубе.
– Наверное, о посевной. Во всяком случае, не о балете.
– Отдавая дань вашему остроумию, хочу напомнить, что я приехал сюда не цветочки разводить. И копаться иной раз в чьих-то интимных отношениях для меня не хобби, а работа… На сегодня у меня вопросов больше нет.
Он, ни слова не говоря, расписался в протоколе, как мне показалось не читая, и ушел, холодно попрощавшись.
Я встал у окна, но так, чтобы меня не было видно с улицы.
Главный агроном быстрой походкой вышел из двери, надел шлем, одним рывком завел мотоцикл, сел на сиденье и рванул с места.
Растрепанный пес, который всегда дремал на крылечке конторы, от неожиданности вскочил и, сжавшись, трусливо смотрел вслед удаляющемуся мотоциклу.
Странно вел себя Ильин. Настораживающе.
Я перечитал его показания. И пожалел о том, что не сохранил на бумаге те моменты, когда он был язвителен и раздражен. Ведь на эмоции я не имею права. В душе – сколько угодно. В документах же должны быть сухие факты. А как важно отразить состояние человека. Да, жаль, что я не имел возможности сегодняшнюю беседу записать на магнитофон. Потому что видел, чувствовал – за его неприязнью кроется нечто. Что именно, я пока не знал. Не будет же человек ни с того ни с сего раздражаться и ожесточаться.
Может быть, ему не понравилась моя физиономия? Тоже бывает. Или гордыня? Как-никак – он главный агроном, имеет некоторую власть над людьми… Кто-то из великих говорил, что не всякому человеку власть по плечу. А тут какой-то следователь осмеливается затронуть начальственную персону. Мне с такими людьми