Балтийское небо. Николай ЧуковскийЧитать онлайн книгу.
слышала у себя за спиной дыхание девочки. Ни всхлипыванья, ни вздоха. Так стояли они довольно долго. Потом Марья Сергеевна нащупала в кармане своей жакетки пакетик, крест-накрест перевязанный бечевкой, вытащила его и обернулась.
Глаза девочки были широко раскрыты, и слезы катились по щекам, собираясь на подбородке. Но, видимо, она их не замечала.
– Снаряд? – спросила она.
– Нет, – сказала Марья Сергеевна. – Нас обстрелял самолет.
– Когда это было?
Марья Сергеевна подумала.
– В четверг…
– Ее похоронили?
– Нет. Нас сразу вывели из рва, и больше мы туда не возвращались. Там теперь немцы… Вот…
Она протянула девочке пакетик. Это были перевязанные бечевкой письма в конвертах, паспорт, три сторублевки, фотография лысеющего мужчины в сером пиджаке, в галстуке, – все, что хранила на себе Катерина Ильинична.
Девочка взяла пакетик и держала его в протянутой руке, даже не взглянув. Большие слезы падали на каменные плиты лестничной площадки.
Марья Сергеевна осторожно коснулась плеча девочки.
Вдруг за дверью раздались приближающиеся мягкие шаги. Девочка вздрогнула, лицо ее сразу стало спокойным. Она рукавом стерла слезы со щек и спрятала пакетик под блузку.
– Уйдите, пожалуйста… – торопливо шепнула она Марье Сергеевне. – Спасибо вам…
Не успела Марья Сергеевна спуститься на несколько ступенек, как брякнула дверная цепочка, дверь квартиры 28 распахнулась и на пороге появился небольшой человечек в голубом халате и красных мягких туфлях. У него было горбоносое старческое личико с седыми, до голубизны усами. Держался он прямо, и голова его в черной ермолке была откинута назад важно и не без надменности.
– От Кати? – спросил он резким голосом.
– Да, – сказала девочка спокойно, стараясь не выпустить его на площадку и загораживая от него Марью Сергеевну. – Она просила передать, что еще там задержится.
– Я говорил, что нам уезжать рано, – сказал он. – Мы будем ждать ее.
Девочка осторожно втолкнула его назад в квартиру и сама вошла вслед за ним. Дверь захлопнулась.
2
Марья Сергеевна жила на улице Маяковского, которая раньше называлась Надеждинской, а еще раньше, лет сто назад, Шестилавочной. Она сошла с трамвая на Невском и пошла по своей родной улице, знакомой до каждой трещины в тротуаре, внимательно глядя по сторонам. Она сразу заметила, что здесь за время ее отсутствия произошли изменения, бо́льшие, чем в тех местах города, где она успела побывать.
Уже во втором доме от угла были выбиты все стекла. Поравнявшись с родильным домом имени Снегирева, она увидела широкий пролом в стене, выброшенные в палисадник скрюченные железные кровати. Напротив, в больнице имени Жертв Революции, один из белых двухэтажных корпусов был сметен наполовину. Дом на углу улицы Жуковского был совсем уничтожен, и только искривленные железные балки торчали в небо. Лишь один край его, самый дальний от угла, все еще держался,