Колыбель Иуды. Юрген АнгерЧитать онлайн книгу.
есть и Охотск, и монастырь, и удавка, на худой-то конец. Так думала она, провожая до двери своего тайного черного ангела и отныне тайного жениха. Ей не хотелось тогда еще – ни трона, ни царствования, ни короны, ни пресловутого «mon règne», ей хотелось разве что отнять у тетушки ее игрушку, и оставить навсегда себе.
«…Что делывал я у нынешней царствующей императрицы, посещая ее секретно, ночью?
…Для чего так часто прихаживала ко мне цесаревна и какия меры предпринимали мы, запершись с нею наедине?
Следователи повторяли, что все это обнаружено самою цесаревною и мне остается только объяснить, по пунктам, все обстоятельства.
Я отвечал вкратце, что хотя у меня отнято все, кроме чести и совести, которых не дам никому похитить, но не знаю ничего того, о чем меня спрашивают, отроду не замышлял ничего подобнаго; никогда не посещал цесаревну ночью; был у ея высочества всего один раз, и то среди белаго дня, когда цесаревна благосклонно позволила мне явиться к ней с соболезнованием о кончине императрицы».
Это писал ей Бюрен уже потом, из сонного Ярославля, с той стороны Стикса. Сам вспоминал, захотел напомнить и ей. Лисавет допросили в ее покоях, и она созналась во всем. Он отвечал на свои вопросы в Шлиссельбурге, на дыбе, в смертном свете адского пламени, и он – ее не выдал. Но зачем же было писать ей про то сейчас, тысячу лет спустя, с той стороны Стикса, когда все у них давно прошло?
Камень в теткином животе рос, рос, да и вырос. Не наступил еще новый год, а предсказание для стрельцов сбылось – оба они осиротели. Тетка умерла.
Лисавет выслушала доклад шпиона, переоделась в кокетливый траур и уселась у окошечка ждать. Ночь миновала, затеплилось утро, и «среди белаго дня», как писал много позже честный ее корреспондент… Свежевыпеченный регент прибыл к Лисавет выражать соболезнования, тоже в кокетливом трауре, стоимостью в четыре псковские деревни. И черный цвет очень шел – обоим стрельцам.
– Обвенчаемся, как только кончится траур, – вдохновенно обещал безутешный морганатический вдовец. Черные глаза его сияли – от грядущих выгод предстоящего брака. А Лисавет все боялась.
– Не бойся, Лизхен, – шептал он нежно и вкрадчиво, когда слуги были удалены, и гость переместился с кресел – к ногам хозяйки дома, – Неужели тебе не хочется царствовать? – пел искуситель тепло и сладко, – Помнишь, как при батюшке твоем – ты была сама себе хозяйка? Наш с тобою брак будет паритетным, мы станем соправителями, и во всем равны будем друг другу. И ты сможешь жить, как прежде мечтала.
– Делать что вздумается и брать что захочется? – припомнила Лисавет прежнее свое счастье.
– Брать что захочется можешь уже сейчас. Хоть весь хор – Казанского собора, – Бюрен усмехнулся и подмигнул, и Лисавет поняла, что он и про Андрюшеньку-то знает, и не так прост, и не так в нее влюблен, как ей прежде казалось, – Нет в этом мире такого, от чего мои чувства к вам иссякнут,