Глазами маски. Александра Сергеевна ВасильеваЧитать онлайн книгу.
дорогой ткани которого модельно сочетались с его фигурой, прослеживая все изгибы тела. На голове его была стильная шляпа, на руке висел белый плащ. В его изящных пальцах подобранная кисть чувствовала себя несколько смущенной.
– Спасибо, – пробормотала Заретта, протянув руку.
(Верти набрал в грудь воздуха).
– Итак, внимайте этой повести,
Рассказу вымыслов глубоких.
Здесь места праздному лукавству нет,
Как нет здесь места лжи и суетливой фальши.
Пусть небеса прольются без остатка
На истину мерцающих побед,
На миф, обманутый в своем существованьи,
На быль не прожитых, но выдуманных лет.
Мирт:
– Утром ранним, когда природа столь чутка и благозвучна,
(Квентин шел по сцене уверенными шагами).
…в старинном храме,
Что у подножия вершин, казавшихся вратами Рая,
Впервые я увидел этот образ…
Боже! Как будто небом в сиянье этом
Была ниспослана сама судьба моя.
Кельвин:
– Чему ты радуешься, друг мой?
(На лице Гордаса лежала скорбь).
Мирт:
– Отдал бы за мечту я тысячу своих желаний
И жизнь в придачу, если мало!
Кельвин:
– Ну, ну, остынь. Да кто ж она?
Мирт:
– Хозяйка снов моих!
Кельвин:
– Беда…
Мирт:
– Беда? Не в том беду ты углядел, мой милый Кельвин.
Ее красы художник не опишет.
И все поэты мира пали б перед ней,
Глубокому безмолвию покорны,
Когда бы видели улыбку алых губ!
(Восторженно продолжал Квентин).
Но почему ты бледен и молчишь?
Ты мне сулишь судьбу иную?
Я ведь нашел свою судьбу,
И в ту минуту…
Кельвин:
– О, минуту злую!
(Перебил Гордас. Он играл превосходно, отважно лавируя на сарказме, как на маленьком суденышке в ночной шторм).
Мирт:
– Минуту роковую не отличаешь ты от счастия святого!
Кельвин:
– Позволь напомнить.
Тебе подарена златая нить, поэт,
Меж небом и тобой.
Как смеешь, ты, певец благой,
Петь не о благе, но о смертном счастье?
Сотки же чудо, волшебство,
А не убор стыдливой страсти.
Заретта на мгновение провалилась в глубокие глаза незнакомца. В них были зеркала, и в тех зеркалах она повсюду видела свое отражение.
– Спасибо, – еще раз поблагодарила она, и, хотя некоторые кисти по-прежнему продолжали валяться на земле, кисть, что он так изящно подал ей, Заретта крепко зажала в ладони.
Эль присел на лавочку рядом с девушкой. Робкое