Космическая трилогия. Клайв Стейплз ЛьюисЧитать онлайн книгу.
стремительно терял к Малакандре интерес. Что, если хроссы живут вовсе не на суше?.. Вдруг придется провести в этой лодке целую ночь?!
К счастью, его страданиям скоро пришел конец. Настал тот благословенный миг, когда лодка сбавила ход и перестала болтаться из стороны в строну. Хросс опять схватил весло. Впереди берега смыкались, оставив лишь узкую протоку, где со свистом шипела вода: видимо, там было совсем мелко. Хросс спрыгнул за борт, осыпав суденышко теплыми брызгами; Рэнсом, пошатываясь, выбрался вслед за ним. Вода доходила ему до колен. Лодку хросс запросто, без видимых усилий, подхватил одной рукой, водрузил себе на голову и в образе греческой кариатиды[8] невозмутимо двинул на сушу.
Протока была довольно длинной: вода бурлила на крутых порогах где-то с полмили, не меньше. Земля уходила все ниже и ниже, потом, наконец, дно каньона – или хандрамита, как его здесь называли – выровнялось. Рэнсом только теперь сумел разглядеть поближе стены. Горы расходились отсюда и влево, и вправо, кое-где их макушки окутывали розовые вздутые «облака», но чаще они были бледными и голыми, частоколом пик огораживая горное плато. Контраст между хандрамитом и харандрой был разителен. Ущелье легло впереди роскошным ожерельем из фиолетовых, сапфирово-синих, желтых, розовато-белых самоцветов леса и вездесущей воды. Здесь Малакандра совсем не походила на родную Землю. Хандрамит напоминал огромную трещину, расселину в ровной харандре, которая, как заподозрил Рэнсом, и есть истинная поверхность планеты, видимая в земной телескоп. Что до хандрамита, то тому буквально не было конца: почти не изгибаясь, он цветной лентой тянулся миль на сто, не меньше, до самого горизонта, вырезая в нем аккуратный клин. И еще тридцать, а то и сорок миль Рэнсом со вчерашнего дня оставил за спиной…
Наконец они преодолели пороги, добрались до глубокой воды, и хросс спустил лодку. За время прогулки Рэнсом выучил новые слова: «лодка», «быстрая вода», «солнце» и, что самое важное, первый глагол – «нести». Кроме того, хросс пытался втолковать ему суть разницы между низменностью и возвышенностью, постоянно твердя «хросса-хандрамит» и «серони-харандра» – видимо, чтобы подчеркнуть контраст. Рэнсом понял так, что хросса обитают внизу, а некие «серони» – наверху. Только кто это такие, серони? По виду и не скажешь, что на плоскогорье есть жизнь. Может, согласно мифологии хросса (Рэнсом пришел к выводу, что те находятся на низшей ступени культурного развития), серони – здешние божества или демоны?
Они продолжили путь по воде, и Рэнсома снова затошнило, хоть приступы морской болезни стали чуточку реже. Поэтому лишь несколько часов спустя он догадался, что «серони» – скорее всего, множественное число от слова «сорн».
Солнце ползло к горизонту, причем быстрее, чем на Земле, по крайней мере в привычных Рэнсому широтах, и безоблачное небо заливалось тусклыми красками заката. Было в солнце еще что-то странное, но пока Рэнсом разбирался, что к чему, игольчатые горные вершины почернели, и хандрамит
В древнегреческом зодчестве – мраморное изваяние, колонна в виде женской фигуры, поддерживающей карниз.