Московские были. Александр КойфманЧитать онлайн книгу.
в Прагу и Берлин. Что он делал, что возил – не знаю, но, когда у меня появился этот вариант обмена, и я рассказала ему о нем, он без удовольствия, но согласился оплатить его. Правда, думал два дня. Но это у него всегда так: никогда сразу ничего не решает.
Это были почти новые времена, платить пришлось две тысячи семьсот рублей. Просили три тысячи, но Павел выторговал десять процентов скидки. Спокойный, уверенный, он доказал, что платить нужно две с половиной тысячи, но он добавляет еще двести. Как это у него получается? Реально, он оплатил долларами. Рублей у него было не так уж много. Я сама никогда бы не смогла оплатить обмен. Ведь с зарплаты 100, потом 110 и 120 рублей денег на обмен не соберешь. Эта квартира до сих пор моя, и я иногда захожу в нее: посидеть, вспомнить молодость, да и пишется в ней лучше, чем в новой, трехкомнатной.
Как-то так получилось, что после этого мы стали встречаться у меня дома. Признаться, воспоминания о Павле не очень яркие, но нам было удобно бывать вместе. Он приходил всегда с бутылкой хорошего вина, два раза даже с французским коньяком. Приносил что-нибудь вкусное. Павел был молчалив, да и говорить по-русски ему было трудновато, хотя говорил он правильно. А я болтала, рассказывала ему редакционные новости. О политике мы не говорили: ни ему, ни мне это не было интересно. В постели он был нормальный, хотя немного скован. Нет, мне не нравятся мужики-экспериментаторы, постоянно ищущие в постели что-то новое. Но Павел был уж слишком традиционен. Ничего кроме позы миссионера не признавал. Однако трудился добросовестно, и мне не приходилось слишком стараться, чтобы получить полное удовлетворение. Пишу это потому, что мне со многими мужчинами не везло. Приходилось упрашивать их не торопиться. Даже Степану я иногда говорила, если чувствовала, что он уже на взводе:
– Подожди, не двигайся, я все сама.
О Викентии я не говорю, он старенький. Какой с него спрос? Но Терентий Федорович был просто свинья. Только позднее я поняла, что он вымещал на нас, молодых женщинах, свое огорчение за несложившуюся жизнь, выплескивал свое сожаление о несостоявшейся молодости, проведенной в казахской степи, когда голыми руками строили стены новых корпусов, когда не было ни сил, ни желания встречаться с девушками, да и девушек вокруг почти не было. Этими издевательствами он отыгрывался и за злобную расплывшуюся жену – малограмотную деревенскую девушку, поймавшую его на беременности.
Я была с Павлом восемь – девять месяцев. А потом он исчез. Долго не знала его дальнейшую судьбу. Вене не нравились мои отношения с Павлом, но он предпочитал не говорить на эту тему. Как-то упомянул, что у Павла были проблемы на границе и ему закрыли въезд в СССР. Уже в девяностые он еще раз упомянул о нем, рассказав о неприятных деталях смерти Павла. Чувствовалось, что у него имеются причины не говорить о нем ничего хорошего, но мне-то Павел не сделал ничего плохого, мне его было жаль.
Много времени ушло на устройство на новом месте: денег совсем не было. И снова одна – возраст уже не тот, чтобы легко знакомиться, ведь на танцульки