«Давай-давай, сыночки!» : о кино и не только. Ролан БыковЧитать онлайн книгу.
уже не просто Бармалей, а «маленький Бармалей» – полный туман в голове! Теперь режиссер, разумеется, недоволен мной и каждую репетицию, глядя куда-то мимо меня, раздраженно говорит: «Вы никак не можете нащупать его действенной линии, никак! Просто не знаю: что с вами делать?!»… При чем тут действенная линия?
…Эх! Прошел мимо магазина. Возвращаться не хочется. Пройдусь – дойду до следующего, очень хочется курить…
…Нашему завлиту кажется, что весь вопрос в том, что я не могу нащупать сказочности в этом образе; товарищи говорят разное: кто советует играть страшного, кто смешного, а кто прямо заявляет – откажись от роли!
…Черт бы побрал, автора, завлита, товарищей и меня самого! Ну что за нелепая черта: всегда всё ясно в роли у партнера и никогда ничего не ясно в собственной!..
…Вокруг вечерняя Москва. Тот самый час, когда все, кто торопятся, давно уже дома. Улицу Горького заполонили гуляющие, праздношатающиеся, влюбленные… До чего хочется, плюнуть на все и хоть один вечер пройтись спокойно по нарядным московским улицам, и никакого тебе Бармалея!.. Эх, опять прошел мимо магазина, придется теперь тащиться до дежурного, поздно.
…Эх, Бармалей!.. Можно и отказаться от тебя, но где-то в глубине души чувствую, что это всегда так, – каждая роль, самая маленькая, данная тебе в страничках напечатанного текста, сопротивляется тебе неистово, как осаждаемая крепость. Не знаю, как у других, – у меня так бывало сплошь! Но это не успокаивает, и кажется, что вот теперь-то пришел тебе черед завалиться и не преодолевать этого беспощадного сопротивления…
…Покурить бы! Вот тебе и на: уже дежурный магазин закрыт, а я оказался где-то на набережной. Очнулся от хохота. Неподалеку, показывая на меня пальцами, веселится компания школьников. Видно, я разговаривал сам с собой – дурная привычка. Надвигаю пониже шляпу, смотрю на них, как будто это именно они виноваты во всех злоключениях с Бармалеем, и бормочу сквозь зубы: «Спать пора!»
Ребята перешептываются, кто их знает, может быть, это кто-нибудь из наших юных зрителей; так и есть. Идем вместе. Тонкий юноша, оттеснив развеселившихся ребят, солидно сопит рядом.
– Вам куда? – спрашиваю, стараясь из последних сил казаться вежливым.
– Туда. А вам?
– А мне в другую сторону, – говорю с извиняющейся улыбкой.
– Ничего! Мы вас проводим! – веселым хором кричат ребята.
И снова идем. И снова молчим. И вдруг:
– Скажите, пожалуйста… А трудно учить роль… наизусть?
Вместо ответа долго молчу и вдруг обращаюсь к ним с совершенно непедагогическими словами:
– Из вас никто не курит?.. Не найдется ли папиросочки?
Ребята молча достают каждый по пачке:
– Берите… Берите еще!
– Спасибо, у меня дома есть… – зачем-то говорю я, прощаюсь и иду дальше. Жадно курю…
Помню, в школе был у нас педагог по истории. Было это в эвакуации. И звали мы его Бармалеем. Это был очень хороший человек. Больной и бледный, очень худой и высокий,