Рейтинг темного божества. Татьяна СтепановаЧитать онлайн книгу.
ни в чем Катю не винил – упаси бог. Не винил он и друга детства Вадима Кравченко – успел-таки, подсуетился, обаял, пришел, увидел, победил. Стал мужем, распустил над Катей орлиные крылья – мое, не тронь. Винил во всем Мещерский всегда одного себя – эх, мямля, интеллигент, а нет, чтобы ребром этот вопрос в свое время поставить, настоять, решить все по-мужски, может, тогда бы и…
Но нет. Увы, увы, увы… И тут Мещерский сравнивал себя уже не с бедолагой Витюхой Мамуриным, а с Колосовым Никитой. Вот человек цельный, который все вопросы может ставить ребром и все решает всегда сугубо по-мужски. И в зубы может дать – с его-то физическими данными это плевое дело. Но решает-то он все вопросы… кроме одного.
В этот вечер субботы после притупляющей ум стирки и готовки Мещерский, потягивая коньяк, размышлял о Никите. Вспоминал день его рождения, который отмечали они в дешевеньком баре на Пресне. Колосов настойчиво приглашал Катю. Она обещала быть и не пришла. Конечно, из-за Кравченко – Мещерский точно это знал, только не озвучивал сию версию, не желая сыпать соль на раны друга Никиты. Никита с Кравченко друг друга не переваривали и никогда не сидели за одним столом, не раздавливали по банке.
– Вот почему все так? – глухо спросил Колосов. Он здорово нагрузился – таким пьяным Мещерский никогда его не видел.
– Да потому. Все потому, – ответил, вздыхая, Мещерский. Лежа на диване, он снова вздохнул, как бы вспоминая, дублируя тот свой горький вздох. Тогда с Никитой они понимали друг друга с полуслова, с полунамека.
– И аквариума нет – проклятье, – Колосов стукнул кулаком по столу.
– Какого аквариума? – спросил Мещерский.
– Такого, что «пейте рыбы за мой день рождения», – Колосов любил песню Высоцкого «День рождения лейтенанта милиции в ресторане „Берлин“, но цитировал ее только в крайних случаях, а водку в аквариумы в присутствии Мещерского не выливал никогда.
– Что поделаешь? – Мещерский сочувствовал другу. – Ничего тут не поделаешь.
Колосов снова саданул кулаком по столу – подпрыгнули бокалы, бутылка.
И тогда – это Мещерский отчетливо помнил – они заговорили про мечту. Колосов тихо сказал:
– Никогда в жизни ничего так не желал, понимаешь, Серега?
И Мещерский понял, что речь шла совсем не о том, чтобы Катя явилась в этот задрипанный пивной подвальчик и поздравила Никиту с тридцатитрехлетием. Речь шла о чем-то гораздо большем, в корне меняющем судьбы – и Катину, и Кравченко, и колосовскую.
– Никогда ничего так не хотел. Думаю об этом постоянно, – изливал душу Колосов. – На работе мозги сохнут, вкалываешь как… А встречу ее и… Она ж меня в упор не видит, Серега. Если нет убийства какого, трупешника, по которому статейку можно настрочить, она ж меня за километр обходит. Не интересен я ей без всего этого, понимаешь ты или нет?
– Что ты мелешь? – оборвал его Мещерский. – Она… Катя к тебе хорошо относится. Просто она…
– Ну