Полынья. Игорь КуберскийЧитать онлайн книгу.
вдруг осознал, что ребята плывут именно за ним, как за вожаком, лидером, повторяя любой его маневр, синхронно, как рыбы в стае.
«Признали…» – с усмешкой подумал он.
Признание его абсолютного авторитета продержалось недолго, но остатки его сохранялись до самого конца их путешествия, где был и Архангельск, и Холмогоры, и монашеский скит в лесу, и теплоходик «Юшар», отвезший их на Соловки, и сами Соловки, а та ночь с пастухом, пожалуй, так и осталась для Алексея в памяти целиком, как кадры какого-то удивительного фильма…
А жена продолжала угасать. Алексей уже не носил ее в туалет и ванную, а подкладывал под нее судно, потому что она перестала контролировать отправление естественных надобностей, и как он ни пытался проветривать комнаты, в квартире стоял гнетущий запах страдания. Пожалуй, теперь беспомощную, полностью зависящую от него, от его забот, он любил жену даже больше, чем раньше, как может любить скупой рыцарь свое всеми силами оберегаемое сокровище, и не испытывал ни малейшего отвращения к тому физическому унижению, в котором она, прежде такая чистюля, пребывала. Скорее наоборот – он теперь умилялся даже содержимому ее судна, ведь это означало, что ее органы живы и продолжают работать. Он стал не то что патронажной сестрой, которая привычна к любым отвратительным для здоровой психики подробностям разлагающегося тела, он превзошел этот барьер отстраненности – как бы разделил с женой ее болезнь, как врач, который на себе проверяет действие открытого им лекарства. Утром и вечером он делал уколы, обтирал ее тело теплой влажной губкой, особенно осторожно и любовно в интимных местах, подстригал кудель волос на лобке, прежде всегда ухоженном, находя в этом растительном буйстве еще одно подтверждение победы живого в ее организме над мертвеющем, менял белье – на свежевыстиранном ей было заметно комфортней, готовил каши и протертые овощные блюда, кормил с ложечки, включал, когда она просила, музыку – Шопена или Дебюсси, читал ей Пушкина, Бунина, Булгакова, иногда не зная, спит она или еще слушает – глаза ее по преимуществу были закрыты… Пищу она принимала с трудом – все ей казалось горьким.
С каждой неделей она опускалась на одну ступеньку к небытию, и Алексей каждую неделю должен был подниматься на ту же ступеньку, а то и на две, чтобы справляться с усложняющимися обстоятельствами. В паузах он читал корректуры и относил их в издательство, что-то получая за это, что вместе с пенсией и денежными переводами от дочери позволяло сводить концы с концами.
Вскоре обычные обезболивающие перестали помогать – от болей спасал только морфин, но его было бы невозможно достать, если бы не старые связи Алексея. Новые уколы на несколько часов избавляли жену от страданий – плохо лишь то, что они вызывали привыкание организма к наркотикам, но выбора не было… Он читал, что за границей раковым больным на последней стадии дают таблетки ЛСД, но у нас это приравнивалось к уголовщине.
Однажды утром, войдя к жене – он теперь спал в гостиной, – он увидел на ее лице необычное, какое-то благостное выражение, ее чаще всего