Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса. Александр Алексеевич ГоворовЧитать онлайн книгу.
кручина. Скот кормить нечем, крыши соломенные снимают – кормят… Колодники всюду, клеймёные, пытаные люди… А ещё страшнее – головы на кольях, птицами объеденные, торчат. В Серпухове, Белёве…
– И здесь головы торчат, – мрачно возразил Максюта.
– Это царские враги, – сказал Бяша.
Разговор не клеился. Максюта вновь схватил свою балалаечку, затренькал, заблажил:
– «На зелёном лугу, их-вох! Потерял я дуду, их-вох! Что за дудка была, их-вох! Веселуха моя, их-вох!»
Тогда и Устя тихонечко завела протяжную:
Из-за лесу, лесу тёмного,
Из-за гор да гор высоких,
Не красно солнышко выкатилося,
Выкатился бел-горюч камень…
Голос у неё был низкий, негромкий, не как на посаде, где певуньи стараются вовсю напрягать горло, а как у странниц, когда они поют хождение Богородицы. Медленно выводила, покачиваясь:
Как придёте во святую Русь,
Что во матушку каменну Москву,
Моему батюшке низкий поклон,
Родной матушке челобитьице,
А детушкам благословеньице,
А моей душе отпущеньице…
– Гей, Устюха-красюха, что кручину навела? – вскочил Максюта. – Давай-ка лучше я тебя контрдансу поучу, ты, видать, была бы плясунья хоть куда!
И он потащил за руку упирающуюся девушку. Бяша только диву давался, как можно быть столь бесцеремонным. А Максюта уже крутил Устю вовсю, пытаясь показать своё модное коленце.
Заскрипела задняя дверь, и вошла баба Марьяна.
– А, Максютка! Ишь горазд, и сюда плясать забрался! А ты, тихоня, на поварне слова от тебя не дождёшься, а как увидела кавалера, туда же в танцы! Хотите, я вас обсватаю? Вот будет парочка, петух да цесарочка!
Максюта подхватил свою балалайку, не забыл взять листок с песней и отбыл восвояси.
Наконец-то пошли и охотники до приобретения книг. То ли вице-губернатор Ершов принудил, то ли до москвичей, вообще тугих на новое, наконец дошло, что появилась книжная лавка не чета всем прежним. Теперь в некоторые часы Бяша с Фёдором еле управлялись, а уж распаковывать прибывшие из Санктпитер бурха книги доставалось одному Саттерупу. Спрашивали большей частью учебные книги, много продавалось календарей. Знатные фамилии – Прозоровские, Репнины, Гордоны – сами в лавку не ходили, а посылали слуг со списками книг. Зять Меншикова, светлейшего князя, ухитрился подъехать в возке к раствору лавки и через лакея посылал сказать Киприанову, что ему из книг надобно.
А однажды под вечер вошёл старичок, сухонький, горбоносый, улыбчивый, очень чем-то знакомый. И с Бяшей поздоровался как со старым приятелем, спрашивал о здравии и всё улыбался. Скинул шубку, не боясь холода, потирал ручки. Старичок был маленький, и всё у него было крохотное – и модный кафтанчик, и башмаки с пряжкою, и розовый дрезденский паричок. Книг пересмотрел он сразу множество, но, узнав, что чужестранных изданий Киприановы не выписывают, огорчился:
– Напрасно, напрасно… А знаете ли вы, прекрасный юноша, трактат