Иррационариум. Толкование нереальности. Далия ТрускиновскаяЧитать онлайн книгу.
отсюда, – постучал пальцем по черепу, – отсюда никуда не убежишь.
Дмитрий повертел пропуск – настоящий. Гера бормотал что-то совсем невнятное.
Дмитрий прислушался.
Эта нить бесконечной скуки,
Бесполезной, пустой жизни пена,
Холодеют лицо и руки,
Только кровь все течет в венах.
Стихи.
Он отступил к порогу камеры под герыно бормотание.
Липнет страх, холоднее морга,
Воцарился в пустых, мертвых стенах,
Погибают нейроны мозга,
Только кровь все течет в венах.
Разбегаются прочь рифмы,
Этот страх, он сидит где-то в генах,
И уже загнивает лимфа,
Только кровь все течет…
Спятил. Эх, Геракл… Дмитрий двинулся гулким коридором изолятора. Ни души. Он почти дошёл до выхода из корпуса, когда до слуха донёсся короткий треск выстрела. Из «макарова». Он замер. Вернуться? Ясно, что увидит. Но надо. Всякое бывает, и недострелы тоже.
Заглянул в камеру. Лучше бы не заглядывал. Он, конечно, всяких трупов нагляделся, и резаных, и огнестрелов, и висельников, и утопленников, и такого, что лучше вовсе не помнить… но то трупы, а это Гера. Товарищ. И пострадавший. А свели его с ума чёртовы близнецы.
Быстрым шагом Дмитрий покинул здание изолятора.
Калитка КПП была нараспашку, дежурного не видать, а на пороге, обхватив голову, сидел человек. Сидел и тоненько подвывал. Дмитрий потянул его за руку, человек обернулся. Пролетарий Хавченко, собственной персоной.
– Юрий Эдуардович? Тоже отпустили?
– Отпустили… Туды его мать. Только жить не хочется. Думал, хоть тут разберутся, помогут. Не помогли. А ты кто?
– А я у вас показания в РОВД снимал.
Дмитрий уселся рядом, закурил. Хавченко скривился.
– Не могу. Тошно мне.
– Это почему же?
– Не поймёшь ты. Это ж такое счастье, такое счастье, век бы так. А они ушли – и всё, хрясь, обломись-ка. Только на кой хрен мне такое счастье надо, если только пить да гулять?
– Так ты бы определился, гражданин Хавченко, что тебе надо.
– Так вот то-то и оно – тошно мне. Не хочу быть скотиной.
– А хочется…
– Жуть как хочется. Всё бы отдал, чтобы ещё хоть разок. А тут – они, однояйцовые эти. Я к ним – это ж я, Юрик! Я ноги вам целовать буду, у меня руки не из жопы растут, я вам смастерю хоть что, только счастья мне! Счастья!
– А они?
– А они с этим козлом в синей фуражке что-то своё перетёрли и пошли.
– Что-о? – Дмитрий вскочил. – Куда пошли? Когда?
– Да только вот. Вон туда.
Он махнул в сторону улицы Левицкого, застроенной ещё в довоенное время крепкими двухэтажными домами, в основном для семей рабочего класса.
– Тошно мне.
Юрик снова обхватил голову и заскулил. Но Дмитрий его уже не слушал. Он летел с холма, не чуя ног. В этот раз близнецы «взяли» лейтенанта КГБ при табельном оружии.
Глава шестая
Фонари горели через один, по сторонам улицы теснились однообразные двухэтажки,