Театральная площадь. Валерия ВербининаЧитать онлайн книгу.
фарфорово-белая кожа и лучистые голубые глаза, завидев которые Опалин невольно приостановился. Подруга юной балерины, попроще и поскромнее, стояла тут же и слушала разговор.
– Вы у нас, Лидочка, оказывается, теперь в комсомоле! – оживленно говорила обладательница каракулевой шубы. – Ах, ах, ах! Воображаю, как вы однажды станете танцевать Одетту! Наденете короткое платье вместо пачки, портупею да кирзачи и – прямиком в объятья принца. А? Ведь это же прелесть что такое! – Дама в шубе задорно засмеялась и от избытка хорошего настроения даже прищелкнула пальцами.
Обладательница фарфоровой кожи слушала, хлопая длиннющими ресницами вполщеки, и внезапно произнесла, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Знаете, Елизавета Сергеевна, лучше быть в комсомоле, чем на пути в крематорий…
Довольная собой, она оскалила маленькие острые зубки, и вся ее неземная прелесть вмиг куда-то улетучилась. Подружка, не удержавшись, хихикнула. Фарфоровая красавица прищелкнула пальцами, передразнивая жест собеседницы, и гордо удалилась, оставив обладательницу шубы стоять в состоянии, близком к остолбенению.
– Как ты ее! – восхищенно шепнула подружка, семеня рядом с победительницей словесной битвы.
«Нет, все-таки тут надо держать ухо востро… – смутно помыслил Опалин и стал спускаться по лестнице. – Елизавета Сергеевна, Елизавета Сергеевна… Стоп, уж не Лерман ли это была, о которой мне рассказывали? Получается, она…»
Он прошел мимо остролицего блондина, которого недавно видел на проходной. Блондин о чем-то разговаривал с очень высоким, юношески стройным седовласым стариком. Краем уха Иван уловил слова «Светлый ручей»[10] и «Шостакович».
– Говорят, держится, но стал заикаться… И его можно понять. Сначала его оперу разнесли, потом балет…
– Обязательно навещу его, когда буду в Ленинграде. Он должен знать, что вокруг не все… не все… – Старик покосился на Опалина и не окончил фразу.
Внизу Иван довольно быстро сориентировался и, проплутав всего каких-то четверть часа, оказался возле служебного входа, где уже знакомый ему вахтер Колышкин не пропускал веснушчатую барышню, у которой не по форме был выправлен пропуск.
– Но вы не понимаете, – молила барышня, – мне очень нужно…
– Лемешева в театре нет, – твердо проговорил вахтер, глядя барышне в глаза.
Она как-то скукожилась, сникла и ушла. Дверь подъезда издевательски хрюкнула ей вслед.
– И какие только глупости не изобретают, чтобы в театр попасть! – Вахтер говорил с Опалиным так, словно тот был его старым знакомым. – А вы, значит, Виноградова ищете?
Иван кивнул.
– Мне комендант сказал, что шестнадцатого днем вы дежурили. Я понимаю, что это было не вчера и что в театре уйма народу, но мне нужно знать, когда Виноградов ушел.
Колышкин задумался, морща лоб. Иван терпеливо ждал.
– Странно, – наконец проговорил вахтер, качая головой, –
«Светлый ручей» – балет Д. Шостаковича (1935), разгромленный в статье «Правды» «Балетная фальшь».