Крылатое человекоподобное существо. История одной семьи. Александра НюренбергЧитать онлайн книгу.
и сама вряд ли верила в то, что фрески можно закрасить. И у кого бы рука поднялась?
– Нам вовек не сдать этот сарай. А ведь монеток можно бы натрясти,
Оля рассеянно заметила, расставляя скляночки и баночки на трюмо:
– Он ведь всех наклеил.
Вытащила из-под коробочки с пудрой колоду карт.
– Ты о чём?
Оля не сразу уловила, что тон подруги переменился.
Принялась тасовать карты.
– Я хотела сказать, обои не наклеил. А то бы, – Оля почему-то придирчиво заглянула в карты, – рисовать бы негде было.
Она выронила карту. Та спланировала под трюмо и запуталась в ворсе ковра, не вытертом только там, как трава под защитой камня.
– Ты не растеряй. – Кривя губы, молвила Калерия. – Это колода от дединьки.
– Туза нету и двух валетов. – Сообщила Оленька. – Ты это знаешь? А то скажешь, я уронила.
Она показала карту, которую подняла, но мельком, и снова принялась встряхивать колоду.
– Обои он не наклеил, потому что погода не позволяла.
– А, помню, ты говорила. Ваш медовый месяц пришёлся на март, верно?
Калерия помолчала.
– Нет, на февраль.
– Ах, февраль.
Оленька положила колоду на трюмо. Лицо у неё сделалось озабоченное.
– Високосный?
– Обычный.
– Значит, их двадцать семь…
– Именно.
– А я думала, там все.
Калерия вздохнула и предложила «показать чёртова ангелочка». Они прошли в спаленку и посмотрели на спящего малыша в кроватке с сеточкой.
Невидимая, страшно близко плыла она, вальяжно обращаясь, как испорченные часы. Песчаные карьеры её, полные тихой пыли, темнели, долины были освещены отражённым светом. Добрый приют для печальных мыслей, и всякий, кому нелегко на земле, может смотреть вверх, мечтая об иной жизни.
Сейчас она видна лишь в виде узкого серпика.
Скоро и вовсе погаснет он, и небо лишится последней отрады. Тяжелы новолуния, а здесь, среди лиловых ворот великих гор, наглухо закрытых с начала времён, тяжелы седмижды семь.
Дело клонилось к вечеру, и во всё ещё светлом небе, омрачённом меркнущими горами, ограждавшими город от континента с трёх сторон, облачко среди ущелий прорвал острый лунный рог.
Тому, кто стоял у зарешёченного нагусто, пыльного окна померещилось, что пролетело над горами что-то белое, крестом – стервятник или истребитель, следующий по делам войны на север.
Он обернулся от окна на скрип стула и сам скрипнув – сапогами, вопросительно взглянул. Симпатичное лицо его в нестерпимо ярком свете зажжённой зачем-то лампы выглядело, как горка тщательно намытого картофеля, не местных сортов – те покрупнее и желты, рассыпчаты. Легко усваиваются. Полезны. Только развариваются быстро.
Румяные щёки и по-детски выпуклый низкий лоб наблюдателя потемнели от раздражения. Словом, незапоминающееся лицо. Но забыть его было нельзя – и из тех, кому доводилось его видеть, его не забыл никто. Волосы его разваливались надвое на макушке и торчали