Конец прекрасной эпохи. Вадим ЖуравлевЧитать онлайн книгу.
на премьерах, оказывать внимание театру. Что касается нашего времени, Сталин бывал и в большом театре. Очень часто сидел за занавеской. Никто его не тянул, не гнал. Тогда шесть оркестров были выделены как национальное достояние. Сейчас никто не ходит (еще Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной уделяли много внимания нашему брату). А сейчас и вовсе никого не затянешь. Им присылают приглашения, ковры готовы расстелить, как раньше космонавтам, но увы… Видимо, им это неинтересно, считается необязательным. Это потеря этики. Какое уважение может быть к президенту, если он играет на ложках? И то приятно, хоть в русском народном оркестре может сыграть… Так что очень многое зависит от власти и от того, в чьем лице власть представляется. И в данном случае нам до выборов надеяться не на что.
– В прошлый раз вы очень огорчались, что вам мало пришлось в последние десятилетия поработать в опере. Сейчас бы взялись за оперную постановку – Верди, Вагнер? или для вас несбыточной мечтой остается постановка «Псковитянин» в Большом театре?
– Уже эта мечта перегорела. Я думал красиво «построить арку» и закончить свою театральную деятельность тем, с чего начинал, – с «Псковитянки», оперы, которая мне безумно нравится по сей день. Но коль меня не пускают в театр… Я никогда не напрашивался. Но предлагал, даже просил дать мне эту возможность – ответа из большого театра до сих пор нет. Конечно, я вспоминаю годы, отданные большому театру, опере, никогда не забуду первые гастроли в Милане в 1964 году. К сожалению, об этом все забыли, но я помню. Опера меня тянет до сих пор, но я не вижу реализации, отношения с театром непонятны до сих пор. Больше я обращаться в театр не буду, потому что я и так переступил черту своей совести. Я просил, а это мне несвойственно. Я привык добывать своим трудом! или идти навстречу, когда меня просят, и то не всегда. Просить «коленопреклоненно» – противно моему существу, но что ж поделать…
– А на западе вы бы взялись за оперную постановку?
– На западе были предложения, но я отказываюсь всегда – после того как поставил в Ковент Гарден «Хованщину». Я понял, что это не мое дело. Я оставил там столько сил, столько мучился. Представьте себе, хор, который в операх Мусоргского играет такую роль, пел из рук вон плохо. И мы месяцами бились, чтобы этот хор привести в приличное состояние. Но когда я работал в Лондоне с разными оркестрами, а при каждом из них есть свои, даже любительские, хоры, я всегда удивлялся их хорошему качеству. Если кто-то еще помнит, как лондонский хор приезжал сюда для исполнения Элгара с нашим оркестром, то они пели прекрасно. А в Ковент Гардене я спросил, почему они так плохо поют. И мне был такой ответ: нельзя никого тронуть, иначе профсоюз заступится, и все равно его восстановят. Потом я посещал спектакли, и в западном репертуаре хоры пели хорошо. Но русские оперы из-за этого я не хочу ставить на западе. У нас ведь есть другие всемирно признанные мастера,