Купи или умри. Добро пожаловать в безжалостный новый мир. Фёдор ВенцкевичЧитать онлайн книгу.
минус три кредита из зарплаты. Полкредита – минута. Он быстро прикинул. Такси обойдётся в пятнадцать кредитов и пять минут. Итого – семнадцать с мелочью. Подземка, на которую у него проездной, обойдётся в двадцать минут, то есть в десятку. Не раздумывая, он двинулся к станции подземки. Эх, вот если бы на машине… Но в этом отношении Уайт был уникален: единственный пеший патрульный Очистки. Не то чтобы он очень любил ходить пешком, и не то чтобы автомобиль ему не полагался – просто Уайт был абсолютно неспособен на нем ездить. Он категорически не мог сдать экзамен на права. Топографический кретинизм, помноженный на патологическую задумчивость, отягчённую злостной безответственностью и прогрессирующей рассеянностью, – вот далеко не полный диагноз, навсегда поставивший крест на его водительском удостоверении. Те пятнадцать попыток, которые он все же сделал, запомнились инструкторам по вождению как самые чёрные дни их службы. Дело кончилось миром: Уайт продолжил топтать землю, а инструкторам предоставил и дальше коптить небо.
Шагая к станции подземки, Уайт механически считал минуты, то есть кредиты штрафа. Каждая минута – полкредита. Очень удобно. После получаса штраф подскакивал до пятидесяти кредитов, но для Уайта это уже была непозволительная роскошь. Он опаздывал постоянно, но по мелочи. Что не мешало штрафу превращаться к концу месяца в очень болезненную сумму. И это при том, что денег и так не хватало. Зарабатывал Уайт прилично, но тратил все равно больше. Основной статьёй расходов были, конечно, дети. У них была лучшая защита, какая только продавалась за деньги. У них были лучшие репетиторы, каких можно было найти в городе. У них все было лучшим – для себя же Уайт с Тесс вечно не могли наскрести денег на самое необходимое.
Однако долго думать о деньгах было не в обычаях Уайта. Особенно по утрам. Особенно осенью. Или летом. Или, смешно сказать, весной. Не говоря уж про зиму. Но сейчас была именно осень – вот на неё мысли Уайта и перескочили, не успел он ещё спуститься в подземку.
Современные города не очень располагают к романтике. Наверняка поэзия есть и в отвесных стенах, бесконечно уходящих в непроглядный вверх и так же отвесно падающих в бездонный низ, и в натянутой между ними зыбкой паутине магистралей, дрожащей под тяжестью тысяч автомобилей, и в миллионах миллионов одинаковых лиц… Наверняка есть, только это какая-то неправильная поэзия. Во всяком случае, не та, которая нравилась Уайту. Он задумчиво осмотрел улицу, и его взгляд тут же выхватил чудом уцелевший клён, невесть кем высаженный умирать в кадке перед подъездом. Он был болезненным, чахлым и очень маленьким, по совести больше напоминая кустарник, чем дерево, но со своей работой – скармливать ветру засохшие разноцветные листья – справлялся неплохо.
Уайт проводил взглядом очередного желто-красного путешественника, отправившегося на плечах ветра пугать прохожих: те, отвыкшие от деревьев, не больно-то понимали, что это летит им в лицо, пригибались, шарахались и уворачивались. Уайт улыбнулся. И вдруг чья-то рука выхватила лист прямо из взгляда Уайта и – протянула другой руке. Влюблённые! Уайт искоса глянул