Спонтаноиды. Олег Валерьевич КуратовЧитать онлайн книгу.
«потенциальных противников»). Поэтому полноценные прогнозы последствий научно-технического прогресса по определению невозможны.
*
Забавный баланс: если учитывать духовную и экологическую составляющие, научно-технический прогресс пока столько же отбирает, сколько отдаёт. В России даже явно больше отбирает.
*
Изучая солидную богословскую литературу, я нашёл там чрезвычайно интересное, точное и лаконичное заключение: «Вся мировая литература от своего зарождения до наших дней посвящена теме сладострастия и прелюбодеяния».
*
Всякое искусство – это дерзкое (иногда мерзкое) покушение на жизнь Красоты.
*
Те из моих друзей – честных, работящих, одарённых людей, – кто готов был Служить Русскому Отечеству, все они (я в их числе) оказались на протяжении нашей долгой жизни неотвратимо отсеянными ниже среднего уровня. Те же, кто не задумывался о Служении, а был алчен, хитёр и беспринципен – вознеслись на пресловутые "верха".
*
В 1988г я был в числе немногочисленной делегации Минсредмаша СССР в США, на фирме «Полароид»: мы готовили отечественное производство камер мгновенной фотографии, разработанных этой корпорацией. Штаб-квартира корпорации «Полароид» располагалась в Бостоне, и её руководители устроили нам целый залп пышных приёмов.
В частности, нам дали обед в знаменитом ресторане, ранее посещаемом братьями Джоном и Робертом Кеннеди. Рассаживаться нам помогали лично мэтр с молодцеватым официантом, которого я в шутку спросил, хватит ли у них хлеба – ведь пришло сразу пятеро русских! Парень изобразил задумчивую мину и исчез, решив продолжить шутку. Через минуту он показался в дверях в обнимку с огромным, во весь его торс, белоснежным бумажным мешком с круглыми хлебцами. Подошёл, бухнул мешок на соседний стул и обратился ко мне:
– Этого хватит, сэр? Есть ещё, сэр!
*
Двадцатый век – это золотой век российской национальной антиидеи: в течение этих ста лет оформилось, расцвело и достигло абсолюта отчуждение порядочных людей от российской общественно-политической и государственной деятельности. Этот исход достойных умов происходил и принудительно, и добровольно, по всем фронтам, от культуры и науки до всех сфер политики, экономики и армии.
*
Мой самый первый, самый насыщенный пир имел место в детстве, когда мне было двенадцать лет (1949г). Жили мы тогда с мамой, бабушкой и старшим братом в городке Шуя Ивановской области, и жили бедно до смерти. Зимами ели щи из квашеной капусты и пшённую кашу. Лакомством были скудные запасы картошки, вяленой свеклы и моркови, сверхлакомством – маргарин и леденцы типа «ландрин». Хлеба было в обрез. Самые страшные голода (1946-1948гг), сразу после войны, отступали, но мы долго ещё, года два-три, не могли отделаться от фурункулов, колтуна и привычно-непрерывного свиста в голове ("малокровие").
В Шуйской Детской библиотеке я взял книгу Ш. де Костера «Легенда о Тиле Уленшпигеле», и был поражён бурными перечислениями