1612. «Вставайте, люди Русские!». Ирина ИзмайловаЧитать онлайн книгу.
и все верили – так и есть!
– А не так? – не удержавшись, вмешался Пожарский. – Все же видят: так!
– Так, а кто бы спорил! – боярин Роман облизал пересохшие от волнения губы и продолжал: – Мы все выдержали: битвы с врагами, осаду, обстрелы. И знали, что нельзя иначе. Но ныне все изменилось. Сил у Смоленска нет более! Стены в нескольких местах разрушены, вал земляной в конце концов тоже разрушат, дело только во времени. Осень наступила, и запасы наши иссякают. Эта зима будет голодной. Уже прошлой зимой до полсотни человек цингой мучались, один помер, а в эту зиму – сотни умрут. Еда-то на исходе и взять ее неоткуда – потайным подземным лазом много не принесешь! Но как был, так и есть непреклонен воевода наш, боярин Шейн: не откроет он ляхам ворота, не впустит их, покуда все, кто ни есть у нас, мертвы не лягут!
Он умолк, тяжело дыша, то поднимая на Гермогена испуганный, измученный взгляд, то снова и снова опуская глаза вниз.
Молчание висело в мутном, пронизанном пыльными солнечными лучами воздухе.
Наконец, Владыка заговорил:
– Я понял тебя. И почти все, о чем ты говорил, ведаю. Так чего же ты у меня просишь, боярин?
– Прошу твоей святой помощи! – воскликнул тот с отчаянием. – Вразуми воеводу Шейна! Никого он не послушает, кроме тебя! Ведь нет более у нас государя, не сегодня, так завтра в Москве будет польское войско. Не за что более биться, не за что стоять Смоленску и погибать всем нам. В городе жены наши, дети малые. Их тоже ждет голод, муки, смерть лютая! Если же ты напишешь грамоту для Шейна и благословишь его сдать город, то он поступит по твоему указу. Пожалей нас, грешных, святейший Владыка! Напиши воеводе. Он тебе подчинится.
Князь Пожарский вновь открыл было рот, чтобы заговорить, но тотчас смущенно осекся.
Гермоген смотрел на Рубахина со странным выражением – то ли участия, то ли сожаления. Потом покачал головой:
– Нет, боярин.
Рубахин и князь Дмитрий оба посмотрели на Патриарха вопросительно.
– Нет, – повторил Гермоген. – Не подчинится мне боярин Шейн, смоленский воевода. Он давно уже живет не по моему указу.
– Но… – боярин Роман пытался и не мог найти нужные слова, – но грамоты твои для него важнее любого слова.
– Да, они для него важны, – кивнул Владыка. – Но только покуда они согласуются с той Волей, которой он действительно повинуется. И если я, старый грешник, сейчас преступлю эту Волю, не станет ваш воевода меня слушаться. А что до того, чтоб спасти всех вас, открыв врагам ворота, так ведь и сам ты ведаешь, что все едино будет, только горше и позорнее станет гибель. Или веришь в милость Сигизмунда?
– Но баб-то и детей поляки не убьют!
– Не убьют. Рабами сделают. Женщин – своими наложницами. И так будет по всему Царству Московскому. Слыхал ли, как люди говорят? Мне сказывали, что во всех краях слышны такие слова: «Пока стоит град Смоленск в Вере Христовой, пока не сдается, есть и у нас надежда, что свободны будем. Сдастся Смоленск, значит, не быть больше и нам!». Это кому же не быть, а?! Руси не быть?! Русским не быть?! Ты в уме, а, боярин?
Рубахин