Иоанн III Великий. Книга 2. Часть 3. Людмила Ивановна ГордееваЧитать онлайн книгу.
ухнул народ, оборотившись на Феофила своим гневом.
Тот даже малость трухнул.
– Не приказывал я никогда ничего подобного ни Захару, ни кому другому. Не решаю я таких дел без народа, – сделал комплимент собравшимся владыка.
Но это не умиротворило людей.
– Смерть предателю Овину, – раздалось из толпы. – Сме-е-ерть! – разнеслось по площади. – Почему нет его здесь на вече? Где другие изменники?
– Правда, что посадник Василий Никифоров крест целовал великому князю? – вновь раздался звонкий голос Арбузьева.
– А ты откуда знаешь? – переспросил кто-то.
– Овин многим это говорил, кто пытать его ездил. Мол, Иоанн потому и прицепился к Захару и Назару, что перед тем Никифоров ему клятву верности дал от имени всего Новгорода. Да еще и присягнул ему против нас служить!
– Где Василий проклятый? – бесновалась разозленная толпа.
Мысль о том, что из-за двух-трех изменников великий князь Московский может лишить весь город свободы или пойти на них войной, враз овладела умами. Многие вспомнили страшные побоища, устроенные москвичами пять лет назад на новгородских землях, когда погибли тысячи людей, в том числе и совсем ни в чем не повинных, когда город был ограблен едва ли не до нитки.
– Вот он, вот он, вот!
На свое несчастье, чувствуя свою невинность и желая оправдаться сразу перед всеми, посадник Василий Никифоров спокойно явился на вече и стоял неподалеку от вечевой башни, где его и прихватили несколько простых житьих людей. Они потащили его к возвышению, на котором продолжали стоять архиепископ и другие вожди города. Посадник пытался отбиваться и говорил что-то в свое оправдание, но его толкали, пихали, не слушали.
Владыка вновь поднял руку и, когда немного стихло, пригласил Никифорова на постамент, чтобы объясниться. Когда Василий, крепкий, немолодой уже боярин, поднялся, шум немного стих – люди хотели услышать его объяснения.
День выдался прохладный, на посаднике в честь большого вече был надет дорогой синий терлик – узкий длинный кафтан с пуговицами, обшитый сверху золотым шитьем. Верхние пуговицы кафтана озлобленный народец уже успел оторвать, и потому из-под ворота торчал край расшитой белой рубашки, тоже чуть надорванной. Длинные волосы его, подвязанные сзади простой бечевкой, растрепались, он пригладил их и начал взволнованно, но громко и честно объяснять:
– Да, целовал я крест великому князю, но только в том, что буду служить ему правдой и добра ему хотеть. Он же меня изменником называл, жизни лишить грозился. Но не целовал я креста на государя своего, на Великий Новгород не замышлял никакой измены!
– Врешь, переветник, – закричала толпа, которая уже жаждала мести. – Врешь, изменник! Собака!
Над толпой взмыли кулаки, а в одном месте мелькнуло лезвие топора. Феофил хотел вступиться за Василия, которого хорошо знал, в том числе и как активного сторонника новгородской свободы. Но понял, что это опасно. Он инстинктивно сделал шаг назад, и в тот же момент несколько