Свет в окошке. Святослав ЛогиновЧитать онлайн книгу.
Ильич осторожно втянул ноздрями смолистый запах и сказал:
– Живём!
Странно звучит это слово в устах человека умершего, но другого не найти, когда среди бескачественного, кисельного небытия дистиллированный воздух прорезает терпкий сосновый аромат.
Теперь Илья Ильич смотрел на раздутый кошель без прежнего сарказма. Деньги, которые умеют такое, вызывают уважение даже у самого законченного бессребреника. И дело не в том, что у него теперь есть вешка. Главное, что в мире, лишённом качеств, объявились запах смолы и шероховатость неструганой древесины.
– А ещё можно? – спросил Илья Ильич, выкладывая вторую копеюшку.
Вешка появилась немедленно, похожая на первую, но без коры и с заметной выбоинкой там, где вывалился кусок сучка. Без сомнения, это были самые натуральные вешки, совершенно такие, какими Илья Ильич размечал будущую трассу, когда в молодости работал топографом на строительстве шоссе.
Вторую вешку Илья Ильич оставил торчать там, где она возникла, чтобы в окружающем безобразии оставался у него хотя бы один ориентир. Отсчитал десяток шагов, оглянулся. Вешка была видна хорошо, но уже можно заключить, что вскоре она затеряется в мареве. Одно свойство мира было найдено, но оно явно не обещало никаких перспектив. Ну, утыкает он рейками окружающее безобразие, уютнее от этого станет или люди появятся? Человек – животное общественное, и Илье Ильичу было бы сейчас легче среди кипящей серы, но в хорошей компании.
Может быть, это всё-таки бред? Илья Ильич ткнул кулаком в правое подреберье, заранее ожидая вспышки боли. Ничего… то есть совсем ничего, печень как у двадцатилетнего. Если это ад, то какой-то странный. В аду мучения уменьшаться не должны.
Илья Ильич отсчитал ещё четыре десятка шагов, воткнул второй колышек и присел рядом.
– Кто теперь скажет, что у меня ни кола, ни двора? Кол есть, и двор кругом необозримый…
Шутка не веселила. Первый шок уже прошёл, проходило и оживление, вызванное исследованием окружающей… не действительности даже, а скорее – кажимости. Наступала реакция. Чувства были утомлены отсутствием красок, звуков, тактильных ощущений. Если бы не рейки, торчащие одна под боком, а вторая вдали, впору было бы взбеситься от окружающей пустоты.
– Вот что, – сказал себе Илья Ильич, – я ложусь спать, а там посмотрим, чем всё кончится. В бреду, насколько мне известно, спать ни у кого не получается. Иначе это будет не бред, а сон.
Спать и впрямь не получалось. Не отпускало нехорошее чувство, что, покуда он будет валяться сонным, серая пелена засосёт его и он уже не сможет выбраться даже в это жалкое существование. Не исключено, впрочем, что и впрямь почивающий вечным сном сном преходящим забыться не может.
Промаявшись минут десять, а быть может, и полвечности, ибо время тут не двигалось, Илья Ильич завозился на тепловатом ничто и запел нарочито фальшиво:
– Почивай в сладком сне, рай приснится тебе!..
А может, он и впрямь в раю? Чем-то окружающая вата напоминает