Белое дело в России: 1917-1919 гг.. Василий ЦветковЧитать онлайн книгу.
породы людей, которые были в грозное смутное время XVII века: прямые и кривые. Одни стоят за Российское государство, за его оборону, за его целость и честь; другие – в темной воде политической смуты и хозяйственной разрухи производят захваты и разрушают господство права, подрывают народное согласие, мощь вооруженной силы и, наконец, подрывают народное хозяйство». Об опасности революционной идеологии эсеровской партии говорил И. А. Ильин. Генерал Алексеев отстаивал идею важности сохранения вооруженных сил: «В ряду прочих факторов армия имеет громадное значение для будущего России. Будет армия драться, будет она одерживать победы – Россия спасена; будет продолжаться бегство – и, быть может, не будет России» (8).
Второй, хотя и немногочисленной в то время, составляющей «контрреволюции» были монархисты. Не имея возможности работать легально, они действовали через структуры, объединявшие военных и политиков (Союз воинского долга, возглавляемый полковником Ф.В. Винбергом) и не провозглашавшие открыто монархических принципов. По словам Винберга, «под флагом официальных лозунгов собиралась, объединялась и сплачивалась известная группа офицеров, связанных общностью убеждений и чувств, переживаемых в страшную годину бедствий нашей несчастной Родины». Из Союза «вышло на патриотическую работу, монархическим принципом проникнутую, много честных, даровитых, полезных, идейных людей». В 1917 г. большинство монархистов поддерживало Корнилова в его намерениях установить в стране режим единоличной власти, рассматривая ее как один из этапов к восстановлению монархии. Правда, сам генерал относился к этим планам весьма осторожно. По свидетельству генерала Деникина, когда Гучков, уже после своей отставки, пытался убедить Корнилова в необходимости переворота с целью возведения на Престол Великого Князя Дмитрия Павловича, то генерал заявил, что «ни на какую авантюру с Романовыми не пойдет». В те дни применительно к планам «монархической реставрации» термин «авантюра» звучал достаточно убедительно.
Действительно, никаких сколько-нибудь серьезных попыток восстановления монархии не делалось, хотя уже летом 1917 г. в общественных настроениях наблюдался рост симпатий к «порядку» и «единоличной власти», ассоциировавшейся с возвратом к монархии. В условиях ожидавшегося созыва Учредительного Собрания формула «непредрешения» устраивала многих сторонников восстановления монархии. «Монархическое знамя оставалось свернутым» ради возможностей легальной работы. Ее эффективность не исключалась даже в постфевральской России. По свидетельству Маркова 2-го, «в то время наша работа состояла в собирании осколков дотла разгромленного Союза Русского народа и в посильном создании новой организации монархистов. Пока Императорская Семья находилась в Царском Селе, никаких планов насильственного их освобождения мы не составляли… уже потому, что по этому вопросу имели определенное и несомненное сведение, что Государь Император на такие