Средний пол. Джеффри ЕвгенидисЧитать онлайн книгу.
свет как младенец женского пола в поразительно ясный январский день 1960 года в Детройте, а потом в августе 1974-го в виде мальчика подросткового возраста в палате скорой помощи в Питоски, штат Мичиган. Просвещенный читатель мог узнать обо мне из статьи доктора Питера Люса «Половая идентификация у псевдогермафродитов с синдромом дефицита 5-альфа-редуктазы», которая была опубликована в 1975 году в журнале «Детская эндокринология». Или вы могли видеть мою фотографию в шестнадцатой главе ныне безнадежно устаревшего издания «Генетика и наследственность». Это я с черной наклейкой на глазах стою голым у ростомера на странице пятьсот семьдесят восемь.
В свидетельстве о рождении я записан как Каллиопа Елена Стефанидис. А в моих водительских правах, полученных в Федеративной Республике Германия, мое имя сокращено до «Калл». В прошлом хоккейный голкипер, постоянный член Фонда по спасению ламантинов, я время от времени посещаю православные церкви и большую часть своей сознательной жизни провел на службе в Государственном департаменте Соединенных Штатов. Подобно Тиресию, я был одним существом, а потом стал другим. Надо мной потешались одноклассники, врачи обращались со мной как с подопытной морской свинкой, меня прощупывали и изучали специалисты. В меня влюбилась рыжеволосая девчонка из Гросс-Пойнта, не догадываясь, кто я на самом деле. (И ее брат тоже влюбился.) Однажды я участвовал в городском побоище на военном танке; плавание в бассейне сделало из меня легенду; я покидал собственное тело, чтобы погрузиться в другое, но все это происходило до того, как мне исполнилось шестнадцать.
А сейчас, когда мне сорок один, я чувствую, что мне предстоит еще одно рождение. Десятилетиями меня не интересовали семейные корни, и вдруг я начал задумываться об усопших двоюродных бабушках и дедушках, неведомых кузинах и прочей седьмой воде на киселе, хотя, когда речь идет о таком кровосмесительном семействе, как мое, все сливается воедино. Поэтому, пока еще не поздно, я хочу во всем разобраться – с этим геном, несущимся сквозь время по американским горам. Воспой, о Муза, рецессивную мутацию моей пятой хромосомы! Поведай о том, как она расцвела два с половиной века тому назад на склонах Олимпа, где пасутся козы и падают с ветвей оливки. Поведай, как она прошла сквозь девять поколений и незаметно обосновалась в мутной заводи семейства Стефанидисов. Расскажи, как Провидение, воспользовавшись резней, перенесло этот ген, как семечко, над океаном, в Америку, где он скитался, омываемый кислотными дождями, пока не попал в плодородное чрево моей матери.
Прошу прощения, порой во мне просыпается Гомер. Это тоже генетическое.
Как-то за три месяца до моего рождения после одного из изысканных воскресных обедов моя бабка Дездемона Стефанидис попросила моего брата принести ее шкатулку. Пункт Одиннадцать[1] как раз шел на кухню за добавкой рисового пудинга, когда она преградила ему путь. В свои пятьдесят семь – низенькая, плотно сбитая, с устрашающей сеточкой на волосах – бабушка словно специально была создана для того, чтобы не давать людям прохода. На кухне у нее за спиной смеялись и перешептывались собравшиеся женщины. Заинтригованный Пункт Одиннадцать наклонился посмотреть, что там происходит, но Дездемона протянула руку и властно ущипнула его за щеку. Завладев его вниманием, она изобразила в воздухе прямоугольник и указала наверх, после чего прошамкала своими плохо подогнанными протезами: «Сходи туда, куколка».
Пункт Одиннадцать знал, что надо делать. Он бросился по коридору в гостиную, поднялся на четвереньках по лестнице на второй этаж, пробежал мимо спален и добрался до почти незаметной двери, оклеенной обоями, словно за ней скрывался потайной ход. На уровне своей головы Пункт Одиннадцать нащупал крохотную ручку и, надавив изо всех сил, открыл дверь. За ней была еще одна лестница. Довольно долго мой брат нерешительно всматривался в темноту, потом очень медленно начал подниматься на чердак, где жили бабушка с дедушкой. Он прошел в тапочках под двенадцатью оклеенными газетами птичьими клетками, подвешенными к стропилам, и с отважным видом погрузился в затхлый смрад попугаев, перемешанный с неповторимым запахом деда и бабки, являвшим собой смесь нафталина с гашишем. Он миновал письменный стол деда, заваленный книгами и пластинками, уперся в кожаную оттоманку с круглым кофейным столиком из латуни около нее – и наконец обнаружил кровать, под которой стояла шкатулка.
Немногим больше обувной коробки, шкатулка была вырезана из оливы и закрывалась оловянной крышкой с мелкими дырочками, украшало крышку изображение неизвестного святого. Лицо святого стерлось, зато пальцы его правой руки были воздеты, словно он благословлял багряное, самоуверенного вида тутовое деревце. Насладившись созерцанием этого ботанического экземпляра, Пункт Одиннадцать вытащил шкатулку из-под кровати и открыл ее. Внутри лежали два свадебных венца, сплетенных из морского каната и перевившихся, как змеи, и две длинные косы, обвязанные рассыпающимися черными лентами. Пункт Одиннадцать ткнул косу указательным пальцем. Но как раз в этот момент закричал один из попугаев – мой брат подскочил, закрыл шкатулку, сунул под мышку и понес вниз Дездемоне.
Она по-прежнему стояла в дверном проеме. Взяла у него шкатулку и вернулась на кухню; и тут Пункт Одиннадцать
Прозвище брата Калли намекает на его будущее. Имеется в виду п. 11 налогового законодательства США.