Такая разная правда. Петр ИнгвинЧитать онлайн книгу.
– знаю.
И я говорил:
– Сделав для себя осознанный выбор, преступник встает на другую сторону баррикад, и с этого момента он – враг. А на войне – как вы знаете – как на войне.
Судья, с молоточком в руке, переглянулась с прокурором. Я продолжал:
– По Библии человек, в отличие от всего остального, сотворенного Словом, был сделан из глины. Из праха земного. Но все же – по образу и подобию. Не внешне. Подобие важнее внутреннее. Это подобие – умение мыслить и принимать решения. Какую сторону принять, каждый выбирает сам. И за свой выбор должен отвечать. Жизнью.
Деревянный молоточек с грохотом обрушился на судейский стол.
Меня прервали, но пусть не все, а главное я сказать успел.
Вот только… понял ли кто-то?
Ничего, придет время – я повторю.
Благодаря стараниям и немыслимой изворотливости адвоката меня не засудили по полной программе. Но мне стало как-то все равно, пусть это звучит дико и неправдоподобно. Жить, как я уже понял, можно и в тюрьме. Многие живут, и ничего. Терпимо. Если местные правила принять.
У меня в голове зрели свои правила. Правила устройства нового мира. На суде я выдвинул только основополагающий тезис. Как применить его на практике – не сказал. А дьявол кроется в подробностях, не так ли?
Мне дали пять лет. И на том спасибо. Христу было хуже.
Часть 4
Продолжение второго знакомства: Людмила
В любовном треугольнике один из углов обычно тупой.
Народная мудрость
1
С того дня мы стали встречаться регулярно. Каким же он оказался дремуче-грубым в постели… и как это, оказывается, здорово. Ни в каком диком сне не могло присниться, что меня станут возбуждать жадные спонтанные спарринги в местах, что, казалось бы, совершенно для этого не предназначены. Как оказалось, это только казалось. А «спарринг» – словечко Олега, он использовал именно его, причем выводил от другого, гораздо более подходящего по смыслу глагола.
– Сюда.
Крепкая рука хватала меня, втаскивая, например, в мужской туалет при полусонном супермаркете.
– А если зайдут?!..
– Им же хуже.
Или взнуздывал в примерочной, сгибая пополам либо властно возвышаясь.
– Но охрана видит! – молила я, озираясь в поисках камер.
По закону наблюдение там запрещено, но кто же его соблюдает. Все знали, что камеры есть.
Олег крушил сомнения на лету:
– Пусть завидуют. Не отвлекайся.
Он поражал неуправляемостью и необузданностью желаний. В отличие от изредка вспоминающего обо мне Алекса, начинавшего будничные поползновения с длинных и до оскомины знакомых прелюдий, убивавших желание начисто, этот представитель мужского племени думал только о себе. Всегда. Исключительно о своей жажде моей бедной плоти, раз за разом практически раздираемой на части, без оставления живого места… но как же это возбуждало! Видимо, во мне спала мазохистка, и ее разбудили.