Я влюбилась в четверг. Принцессы без ума. Татьяна БоковаЧитать онлайн книгу.
пущу! – тихо сказала я.
– Спокойно!.. По лестницам даже его машина не проедет, – отрезала Анютка, а серебристое железное чрево уже нетерпеливо изрыгнуло из себя моего Алексея.
– Кто это? Симпатичный какой! – воскликнул кто-то, и Танюха в ответ пробасила, а уж голосок у казачки был ого-го:
– Инна, это прЫнц. Правда, в отставке.
– Не прощу. – Я поджала губы, а Инночка ойкнула, зажимая рот. – Не тебя, дурочка! Его…
А Лешик стоял у машины, подозрительно покачиваясь. Руками он крепко обнимал огромную керамическую вазу, бесстрашно украшенную странноватым рисунком какого-то непризнанного гения. Внутри вазы, как одинокий носок в работающей стиральной машине, болтался худенький букет хризантем и все норовил выскочить при каждом неосторожном движении. Вот мой прЫнц поднял голову, поискал четвертый этаж, пару раз промахиваясь взглядом, и наконец, заметив нас в моем окне, принялся радостно приветствовать всех ручкой. Из кармана его хьюго-боссовской куртки выпрыгнул мобильник и упал в снег. Следом туда же нырнул букетик – вниз головой, и без того растрепанной.
– Вот видите, даже вещи от него сбегают… Не только я…
– Сбегать иногда полезно. Вчера сбежала, сегодня он весь во внимании и целиком твой. Может, простишь его? Смотри, ваза какая!
– Ириш, не нужны мне ни-ка-ки-е его подарки!!!
– Девушка, вы путаетесь в показаниях…
– Нет! Я как раз распуталась. У него жена, пусть ей и дарит. Я о подарках мечтала, когда тепла хотела, дел общих, планов совместных. Он все конфеты да выпивку по праздникам нес, а я хотела, чтоб… он хлеб с молоком по будням приносил.
– Э-э-э, да у нее горячка белая! – Танюха потрогала мой лоб. – Девочки, вы тут помощь первую окажите, а я пойду молодому человеку подняться помогу.
Лешка и правда сидел на заснеженном асфальте в том же самом месте, где пять минут назад оступилась девочка, и оставленное мальчишкой пальто опять оказалось кстати. Ваза была цела.
Неглаженому белью, второй месяц украшающему кресло в моей гостиной, страшно повезло. Девчонки, решив принять удар на себя, спрятали меня в той же комнате, плотно закрыли дверь, и я наконец стала приносить пользу. Уже битый час я остервенело возила утюгом туда-сюда, разглаживая всевозможные поверхности – гладкие и махровые, хлопковые и синтетические, – то ли прячась за растущими по углам стола ровными стопками одежды и постельных принадлежностей от нежелательных разборок, то ли борясь с желанием выйти на кухню и все испортить.
Нет. Мы должны остаться друзьями. Сейчас девчонки ему все объяснят, и он уйдет…
Кажется, я впервые поменялась с мужчиной местами: он навязывался и просил объяснений, а я уклонялась и противилась каким бы то ни было разборкам. Неужели я становлюсь черствой, если меня стали раздражать чужие переживания? А где же три великих женских «Ж»: женственность, жертвенность, жалость?
И, стараясь не слышать долетающих с кухни Лешкиных восклицаний, я только