Талисман для «Яичницы». Александр Евгениевич ВладыкинЧитать онлайн книгу.
Даже ведьмак улыбался, не верил, что у его шестнадцатилетней сестры столько азарта. Сначала рыба меня побеждала, и, если бы не Огневица, я бы давно бросил бы удочку, признав, что эта акула меня переломила. У меня не осталось сил. Но Огневица! Признаться, перед девушкой о своей слабости! Да я бы точно, лучше утопился. Наконец рыба сдалась, но у меня не хватило сил вытянуть её. Огневица выхватила удилище из моих рук, и они, вместе с братом, вытащили полутораметрового осетра. Нет, не вру, настоящего осетра. Потом клюнуло у соседа, потом опять у меня, но девушка настолько увлеклась рыбалкой, что забыла вернуть мне удочку. После шестого осетра ведьмак остановил рыбалку:
– Два на уху, два Огневице в село, два мы домой заберём.
У Огневицы было приготовлено коромысло для рыбы, ведьмак выпотрошил рыбу в реку, вместе с чёрной икрой, подкормив хищных мальков, подцепил её на коромысло, и Огневица, забрав, причитающуюся ей рыбу, побежала в сторону села, называемого соседом Москвой. Фу, я расслабился.
– Меня Семёном зовут.
– Что?
– Ты не знаешь моего имени, наверное. Меня Семёном зовут.
Наконец, сосед представился. Моё то имя он знал, а я как все – Ведьмак, да ведьмак. Семён установил котёл для ухи, набрав воду прямо из реки, зажёг костёр, занялся рыбой, а я вспомнил, что пытался ходить. Руки и ноги трусились, мне не верилось, но я стоял, впервые за десять лет. Я стоял и плакал, как предчувствовал, что я завтра, и этого не смогу. Но пока, я учился ходить заново, падал, подымался, смеялся и шёл, пока не было Огневицы, мне, почему-то не хотелось, чтобы она видела, что я инвалид. Семён улыбался и варил уху, вместо лаврового листа нашёл горьковатые корни местных трав. Уха получилась знатная, жирная.
– А ну, посмотрим, что сестрёнка принесла.
И ведьмак развернул сельский тормозок Огневицы. Там был хлеб, круглый, большой, пахучий. Семён разломал его по-крестьянски, руками, достал из дупла, спрятанные деревянные ложки и пригласил на уху. Настоящие рыбаки едят уху из котелка, не выбирая рыбу. Я впервые ел уху деревянной ложкой, непривычно как-то. Мне всё было непривычно здесь, всё казалось чужим, но одновременно и знакомым. Кому скажи, что ел уху из рыбы, пойманной в Яузе и сваренной на воде этой реки, за дурака посчитают. В Москве даже из крана, очищенную и продезинфицированную, не пьют, говорят – отрава. В столице центральной рекой считается Москва, в ней даже купаться запрещено, из-за мусора и канализации с водостоком, в реке весной так много химии и пластика, а летом пластик начинает цвести. Но самой опасной считается Москва-река, зимой на крещение, когда в проруби лезет разный люд, смывающий с себя всю грязь иноземных курортов. На крещение, в реке можно такую инфекцию подхватить, век не отмоешься. Не будем о грустном.
– Хотелось бы поближе на деревню Москву посмотреть.
Семён недовольно фыркнул:
– Ешь, ещё насмотришься. Набирайся силы от природы, а то шатает всего, не мышц, не здоровья.
Я и забыл. А есть я уже не хотел, инвалиды мало едят, лучше быть инвалидом детства, чем обжорой, придерживающимся нейтралитета в войне между холодильником