Суд праведный. Леонид ШуваловЧитать онлайн книгу.
покоящимся на массивных четырехгранных металлических прутах, скрученных в тугую спираль. Он потопал ногами, сбивая с сапог снег, и сбросил с плеча увесистый мешок, в котором глухо, как поленья дров, бились друг о друга жирные мороженые обские стерляди. Сняв шапку, Маркел Ипатьевич вытер ею взмокший от натуги лоб, отдышался и только тогда двумя приплюснутыми, плохо гнущимися пальцами деликатно подергал свисающий из просверленного в косяке отверстия шелковый плетеный шнур с костяным желтоватым шариком на конце. За дверью раздался мелодичный звон колокольца, послышались грузные шаги, дверь распахнулась.
Выставив перед собой большой керосиновый фонарь, на Маркела Ипатьевича уставился сам хозяин дома – грузный пристав, мундир которого давно уже потерял талию. Вторично сдернув с седой головы шапку, Зыков торопливо, но почтительно поклонился:
– С праздничком, Платон Архипыч! Извиняйте, ежели кады чем не потрафил…
– Спасибо, любезный, – разглядев и узнав в посетителе одного из самых богатых сельчан, когда-то хорошо нажившегося на извозе, а позже, после открытия Сибирской железной дороги, переключившегося на маслоделие и торговлю, достаточно уважительно отозвался пристав. – И ты меня прости, если когда резким словом обидел…
Прикидываясь простачком, Зыков конфузливо осклабился:
– Тут баба моя подарочек сгоношила, не побрезговайте…
– Чего же ты в дверях стоишь? – укорил Платон Архипович таким тоном, будто давным-давно зазывал Зыкова в гости, а тот вот все не шел и не шел. – Проходи, любезный, проходи… Мешок свой… э-э-э… в коридоре оставь…
В прихожей Зыков проворно скинул новенький овчинный полушубок, рукавицей еще раз обмахнул начищенные сапоги и, продолжая прикидываться, совсем было примерился бросить его в угол, но пристав все так же укоризненно протянул:
– Маркел Ипатьевич…
Зыков поспешно кивнул. Пристроил полушубок и шапку на монументальную, красного дерева, вешалку, степенно одернул пиджак, проверил, на все ли пуговицы застегнута праздничная рубаха, глянул в зеркало и, пригладив ладонями густые, уложенные на прямой пробор волосы, обильно смазанные коровьим маслом, шагнул в комнату, откуда доносились приглушенные голоса и неторопливые переборы гитары.
За большим круглым столом, уставленным закусками и бутылками, подперев тонкой бледной рукой изможденное лицо с тяжелыми мешками под глазами, сидел учитель сельской школы Симантовский. Когда-то, обучаясь в Москве на юридическом факультете, он с юношеским максимализмом нырнул в идеи народничества, бросил учебу, пытался стяжать себе некие лавры на ниве просвещения инородцев на самых окраинах Российской империи, но судьба единомышленников, подвергнувшихся арестам, слухи об их тяжелой доле да и сами сибирские нравы и суровые морозы быстро остудили пыл Симантовского, постепенно переместив бывшего вольнодумца подальше от этих самых окраин, поближе к местам достаточно обжитым и обитаемым. Вот уже седьмой год Симантовский учил уму-разуму местных крестьянских