Царский угодник. Валерий ПоволяевЧитать онлайн книгу.
Глаза Илиодора вспыхивали ярко, зло, когда он говорил о Распутине, Распутин же относился к Илиодору снисходительно.
В 1911 году специальная комиссия из семи лиц – в комиссии было три священника, один писатель, один блаженный и два «ревнителя веры и чистых дел», как они себя называли, епископ Гермоген <см. Комментарии, – Стр. 78. Гермоген (Долганов Георгий Ефремович)…>, человек суровый, неистовый и дурной, и царицынский инок Илиодор (фамилии первых пяти человек неизвестны), – собравшись в архиерейских покоях, учинила Распутину суд с пристрастием.
Обвинительную речь произнес Илиодор. Гермоген, держа в одной руке крест, другой схватил Распутина за голову, сдавил что было силы. А сила у Гермогена имелась – Распутин от боли даже заплакал.
– А ну, антихрист, признавайся в грехах своих! Кайся! Ну! Что ты натворил? И как только тебя ноги по белу свету носят!
Понимая, что дело худо, его просто могут не выпустить из глухих покоев, куда не проникает ни один звук, и крик его все равно никто не услышит, Распутин стал сознаваться а своих грехах.
Первой он назвал девушку – царицынскую монахиню Ксению, которую мучил четыре часа, требуя, чтобы она легла к нему в постель. Потом назвал еще два десятка женских имен.
– Почему первой ты назвал монахиню Ксению? – загромыхал Гермоген мощным басом.
– Она… Она… – Распутин громко сглотнул. – Она была очень несчастная. Несчастнее всех. Плакала!
– Красивая? – неожиданно спросил писатель.
Распутин утвердительно мотнул головой, в глазах его заплескался страх – он боялся этих людей.
Ему удалось выбраться из архиерейских покоев живым – Распутин был бледный, исцарапанный, испуганный настолько, что не мог говорить, но живой. От дома, в котором собралась страшная семерка, до своей квартиры он несся, как ветер – ноги его почти не касались тротуара, Распутин бежал, как по воздуху, дома заперся на все засовы, лег в постель и накрылся одеялом.
Уснуть в ту ночь ему не удалось – Распутин никак не мог успокоиться, у него жутко стучали зубы – дробь временами слабела, но не проходила, перед глазами стояло страшное, бледное лицо Гермогена и еще его рука – сильная, со вздувшимися в суставах пальцами и вспученными сизыми жилами. Распутин стонал от бессилия и обиды, закусывал губы и открывал глаза. Видение проходило.
Конечно, с монахиней Ксенией он обошелся круто, не надо было бы так с нею, но Ксения – нежная и бледная, как свеча, красивая, с крупными синими глазами – не желала подчиняться Распутину, и он потерял над собою контроль – сдирал с Ксении одежду, хлестал ее по лицу, таскал за волосы, намотав их одной большой прядью на руку, хотел даже прижечь ей пятки, но одумался… Ксения плакала, захлебывалась слезами, у нее перехватывало дыхание, потом плакать у Ксении не стало сил и вообще не стало сил сопротивляться, и она сдалась.
Соблазненным женщинам Распутин говорил следующее:
– Только через меня и можно спастись! Для этого необходимо