Матросы. Аркадий ПервенцевЧитать онлайн книгу.
теперь все правильно. Зацепим ее коллективно – и в загс, только смотри: прямо в загс! И знай, что загс теперь подчиняется милиции». – «Согласен хоть в милицию, не могу жить без нее. Светит она у меня перед глазами, не гаснет…» Ну ты, Петя, видел ее вчера, действительно краля!
– Ты что-то очень уж издалека, где же главное?
– Да что ты спешишь к богу в рай! Кабардинки пускай себе промнутся шагом, ишь как они перекусываются, молодятина! Я хочу тебе рассказать все в подробном освещении. Хроникально! Понятно?
– Понятно, конечно. Давай.
– Так вот мы и решили увезти зазнобушку. Как же сделать? Кони-то теперь обобществленные, а на грузовике неудобно: шумит, гремит. Уговорили председателя, вроде нужно к доктору. Камышев дал нам линейку, а я и еще один наш хлопчик, молодой, сели на своих разъезжих скакунов. Ячменя, конечно, им загодя подбросили от вольного. Сговорился с ней Хорьков, прибыл к нам, докладывает: «Полный порядок!» Ну, раз полный, значит, назад не попятится, верно ведь? Поседлали мы коней, запрягли линейку, бурки прихватили на всякий случай, может, от чужих глаз надо будет ее завернуть, чем бес не шутит. Словом, сделали кавалькаду как надо. И тронулись…
– Ночью?
– А как же, ночью… Ты слушай дальше. Тронулись в порядке, не все вместе, а так: сначала мой напарник на вороном впереди, вроде в боевой походной разведке, потом в ядре – линейка с Хорьковым и еще, конечно, двое вот с такими плечами, а замковым я…
– В кильватер пристроился?
– Стало быть, так, если по-морскому… И все было нормально, Петя, кроме одного. Видно, язык-то у зазнобушки длинноват. Вчера-то, у вас, она пять часов кряду рот не раскрывала, а тогда, видать, сболтнула по дурости тому, другому. Мы, конечно, наготове, но, сам знаешь, думали: так, больше для блезиру разыгрываем похищение этой самой антикмаре с гвоздикой. А оказалось на практике другое. Вышла она из дому, подошла к линейке, я на коне в тридцати метрах, над проулком стерегу, напарник мой над другим проулком стоит, а возле дома – наших трое. Вижу я, как сейчас. Хотя ночь была темная, хоть глаза выколи, а я вижу… У меня глаз, все говорят, кошачий…
– Черт с тобой, с твоим глазом! Что же ты видишь?
– Ишь разобрало! – Помазун, откинувшись на крыло линейки, залился тоненьким для его густоватого голоса смехом. – Так вот, вижу я, что двое тихо перелазят через забор. Сидели, значит, они в палисаднике – и шасть к линейке. Слышу только: хряск, хряск, да как закричит невеста шальным голосом! Я тоже, по правде сказать, решил все на коня свалить и развить аллюр два креста, да нет! Чувство есть у нас у каждого, коллективное чувство. Это чувство, как толовая шашка. Дал я плетюгана своему кабардинцу, вынес он меня прямо к линейке. Не знаю, что там за водевиль разыгрался, а шарахнулись от линейки человек пять хлопцев, испужались меня, ясно! Я спрыгнул с седла наземь, гляжу: лежит мой жених и за голову обеими руками держится, что-то хрипит, те пойму что. А зазноба его запихала в рот платок и слезы, как фасолины, из глаз валятся… Ну, вижу, надо побыстрее