Ключевой. Максим ЗабелинЧитать онлайн книгу.
или просто громко ржут над просмотром новых вирусных видео. Не то чтобы я боялся открытых пространств, но мне хотелось видеть меньше людей в своем окружении. Значительно комфортнее было сидеть, закрывшись стеклянной дверью, и, сосредоточившись, печатать. Верстка номера начиналась со вторника, дедлайн по моим материалам стоял на вечер среды. Значит, у меня в запасе было два дня.
Главред, стоявший в 90-е у истоков издания, оставался единственным владельцем газеты и ее бессменным руководителем на протяжении более тридцати лет. Пал Палыч Шацкий был невысокого роста седым мужичком с цепким взглядом из-под дорогих брендовых очков в тонкой оправе. Он был подчеркнуто интеллигентен, со всеми на «вы». Пользовался хорошим парфюмом, одевался в неизменно дорогой костюм, при галстуке, и максимум, что позволял себе, это иногда, в неформальной обстановке на корпоративных праздниках, снять пиджак и остаться в жилетке. Более влиятельной фигуры в газетном деле было найти трудно. Он водил дружбу с сильными мира сего, но никогда при этом не заискивал, напротив, позволял себе иной раз комментарии, за которые любого другого причислили бы к «несистемной оппозиции». Однако нужно сказать, что и оппозицию наш главред не очень жаловал, обрушиваясь в редакционных статьях на ее мягкотелость и отсутствие свежих идей. Словом, человеком он был довольно жестким, последовательным и, я бы сказал, справедливым.
Пал Палычу нравилось, как я пишу. Он даже раз то ли в шутку, то ли всерьез признался мне, что по описанию пейзажей я «уже почти классик». Эта фраза от скупого на похвалы профессионала была несомненным комплиментом, но ставила меня в тупик каждый раз, когда я о ней вспоминал. Мои статьи были о политике, экономике, социалке; в них вообще не было пейзажей! В остальном его расположение выражалось в том, что у меня была своя колонка в «Миллионнике». И в этой колонке я позволял себе «щипать» власть. Это цепкое слово также было произнесено стариком на одной из редакционных планерок. К моему мнению он прислушивался и в последнее время даже просил, чтобы планерку в его отсутствие провел я, а не, как того требовала субординация, его зам и по совместительству заведующий отделом политики Денис Сергеевич Курыгин, лысый сухопарый старожил газеты и – пабам! – мой непосредственный руководитель. Этот неприятный тип с желтыми от постоянного курения зубами и кончиками пальцев, постоянно таскавший одни и те же лоснящиеся на заднице брюки и мешковатый синий свитер, явно меня недолюбливал. Считал меня выскочкой, баловнем судьбы, золотым ребенком, абсолютно не заслуживающим тех привилегий и, главное, зарплаты, что я получал в газете. А поскольку все материалы перед тем, как отдать на подпись Шацкому, литовал он, нетрудно догадаться, что частенько они возвращались ко мне с пометками красным карандашом – любимым инструментом работы Курыгина. Бывали зачеркнуты строки, а то и целые абзацы, на полях в обилии красовались вопросительные и восклицательные знаки.
Поначалу я просто был в шоке. То издание, откуда я попал в «Миллионник», также славилось жесткой редакционной политикой, но там мои материалы