Мой друг бессмертный. Анна ГуроваЧитать онлайн книгу.
не торопится, – тут же донесся с кухни язвительный голос. – Никакого уважения к старшим…
Ники точно не знала, кем бабушка была до пенсии, – не иначе как завучем. Строгая властная старуха, худая, с крашенными в пепельно-русый цвет волосами, с железным здоровьем и привычкой мотать нервы родственникам. Ники все время мерещилась на ней военная форма. Чем жила бабушка на пенсии, Ники тоже не знала. Сериалов она не смотрела и вообще к телевидению относилась с брезгливым презрением, женских детективов, как и других книг, не читала, к религии была глубоко равнодушна. Бабкиной религией был порядок в самом широком смысле слова. Порядком являлось то, что бабушка считала «по жизни правильным». Все остальное подлежало осуждению и искоренению.
В жизни Ники и ее матери неправильным, по мнению бабушки, было все. Коренная, изначальная ущербность была в том, что Ники росла без отца. А мать, которой, как говаривала бабушка, нельзя было доверить и кошку, окончательно испортила дочь неправильным воспитанием. И если бы не ее, бабкины, мудрые наставления, то семью Покрышкиных давно бы уже постиг полный крах.
Ники прошла в кухню, угрюмо поздоровалась, с ходу сунулась в кастрюлю. И тут ее ждало разочарование – там булькала какая-то странная жижа с желтыми кусочками, и запах у нее был такой же гнилостный и чуждый, как и у всего, что исходило от бабки.
– Бабушка принесла овощное рагу, – объяснила мама. – Очень вкусное.
– Хоть поедите по-человечески, – покровительственно заметила бабка. – Вечно, как сюда ни приедешь, у вас в холодильнике хоть шаром покати.
– Я не буду ужинать, – сердито сказала Ники.
Мама страдальчески заломила брови.
– Как это – не будет? – всполошилась бабка. – Что значит «не будет»?! Я не знаю такого слова! Велено есть, значит, ешь!
– А я не хочу есть эту смесь! – уперлась Ники. – Это какая-то грязь из болота!
Мама испуганно взглянула на Ники, безмолвно призывая опомниться. Сама она никогда не противоречила бабушке. Безропотно со всем соглашалась. А когда бабка уезжала восвояси, делала все по-своему.
Ники лицемерить не умела и учиться этому не собиралась. На нее опять накатил приступ нелепого упрямства. Впрочем, протест зрел уже давно. Времена, когда Ники искренне страдала от своей хронической неправильности и старалась быть «хорошей девочкой», давно миновали.
– Я сказала – ешь!
– Ешьте сами! Пахнет, словно там лягушка сдохла!
Бабка побагровела.
– Вот, полюбуйся! – завела она, обращаясь к матери Ники, как будто самой Ники здесь и не было. – Готовь тут, вези через весь город для единственной внучки, а она еще и нос воротит! Плоды уличного воспитания! Безотцовщина! Она колонией для несовершеннолетних кончит, помяни мое слово!
Ники подмывало выскочить из кухни, треснув дверью так, чтобы с потолка осыпалась вся краска. Но она молча слушала брань и не уходила. Ей казалось нечестным оставлять маму один на один с разбушевавшейся бабкой.
– Вероника, извинись, вымой руки и садись ужинать, – устало сказала мама.
– Ишь,